А вы меня сделали каким-то козлом отпущения за общую деморализацию, за утрату коренных убеждений, чувств в обществе, наконец, за равнодушие к религиозным, политическим, семейным и всяким авторитетам!»
Так литературная история конфликта с Тургеневым вырастает в конфликт более широкий. Гончаров говорит о духовной слабости современной литературы — и напоминает между тем о духовных задачах «Обрыва» и всего своего творчества. Судьбе угодно было в конце жизни свести резко поправевшего и ставшего набожным писателя с кругом либерального «Вестника Европы» (прежде всего это М. М. Стасюлевич и А. Ф. Кони, затем и более мелкие фигуры). И в этом смысле он переживает душевную раздвоенность. Указанный литературный круг не тяготел к православию, столь дорогому теперь сердцу Гончарова. Не питали эти люди особенной симпатии и к самодержцам Романовым, в то время как отношения со двором у Гончарова становятся все более прочными (как показывают приведенные выше пассажи, едва ли не главными адресатами «Необыкновенной истории», по сути, должны были стать царь и его ближайшее окружение). «Вестник Европы», по мнению Гончарова, сыграл далеко не лучшую роль в его конфликте с Тургеневым: «… Как обманута была моя доверчивая дружба!..»[261] История дружбы-вражды затянулась надолго и пережила своих героев, дожив до нашего времени. Иначе бы не писал с пафосом один из современных исследователей о том, что воспоминания не только Гончарова, но и Афанасия Фета «стали двумя первыми резкими протестами против того диктаторства Тургенева, которое он установил в русской литературе, против его якобы безупречного вкуса и безукоризненного личностного и общественного поведения. И эпоха диктаторства Тургенева не умерла вместе с ним, но продолжалась на протяжении всего XX века».[262]
Четвёртый роман
Казалось бы, после романа «Обрыв» Гончаров более не должен думать о творчестве. Ведь в «Обрыв» уложилось всё: вера, надежда, любовь, наконец, и Россия. В самом деле, романист не написал больше ничего крупного: так, мелочи, вроде «Слуг старого века», «Литературного вечера», нескольких статей, очерков… И однако же Гончаровым, кажется, всё продолжает владеть какая-то общая идея. Как будто он ещё что-то оставил для себя, и это что-то его мучает и заставляет постоянно возвращаться к одной и той же мысли. Гончаров как-то и сам произносит сакраментальное слово: «четвёртый роман». Неужели же и в самом деле — четвёртый, неужели не всё сказано. Что же осталось ещё неразъяснённым?
Обращают на себя внимание статьи Гончарова 1870-х годов. Речь идет прежде всего о статьях: «Мильон терзаний» (1872), ««Христос в пустыне». Картина г. Крамского» (ок. 1874), «Опять «Гамлет» на русской сцене» (1875). Одновременно пишутся статьи, объясняющие замысел последнего гончаровского романа («Лучше поздно, чем никогда», «Предисловие к роману «Обрыв»», «Намерения, задачи и идеи романа «Обрыв»»), статьи «Заметки о личности Белинского», «Нарушение воли» и другие.
Все указанные статьи написаны «по поводу». Так, статья «Мильон терзаний» родилась из импровизированной речи писателя после спектакля «Горе от ума» на сцене Александрин-ского театра. «После спектакля, — вспоминал М. М. Стасюлевич, — Гончаров в кругу близких ему людей долго и много говорил о самой комедии Грибоедова и говорил так, что один из присутствовавших, увлеченный его прекрасной речью, заметил ему: «А вы бы, Иван Александрович, набросали все это на бумагу — ведь это все очень интересно»». Статья «Христос в пустыне» отразила впечатления Гончарова от посещения третьей передвижной выставки в 1874 году. Статья о постановке шекспировского «Гамлета» написана по поводу выступления актера A.A. Нильского[263] в роли Гамлета.
Тем не менее все критические работы, хотя и были написаны по поводу конкретных событий, явились результатом долгих раздумий писателя о той проблеме, которая волновала его всю жизнь. Именно внутренняя готовность к обсуждению важной для него темы, завершенность размышлений над ней позволила Гончарову выступать «по поводу» (чего он обычно избегал). Что же это за проблема? Она прямо возвращает нас к гончаровской — уже не трилогии, а тетралогии. Ранее мы видели, что «Обыкновенная история», «Обломов» и «Обрыв» построены по принципу духовного возрастания (от Ад-уевых к Рай-скому). Однако все три гончаровских персонажа (Александр Адуев — Обломов — Райский), хотя от романа к роману заметен их духовный рост, не являются в полном смысле героями — в смысле подвижничества. Идеал же Гончарова, несомненно, подвижник. Подвижничество же — удел избранных личностей. Здесь Гончаров вплотную приблизился к художественной задаче
261
262
Александр Александрович Нильский (1840–1899) — актер Александринского театра (1860–1883,1892–1897). Основные роли: Гамлет, Карл Моор, Фердинанд, Жадов, Чацкий, Хлестаков, Годунов и Иоанн Грозный в пьесе «Смерть Иоанна Грозного» А. К. Толстого. Автор книги воспоминаний «Закулисная хроника. 1856–1894».
263
Александр Александрович Нильский (1840–1899) — актер Алексан-дринского театра (1860–1883,1892–1897). Основные роли: Гамлет, Карл Моор, Фердинанд, Жадов, Чацкий, Хлестаков, Годунов и Иоанн Грозный в пьесе «Смерть Иоанна Грозного» А.К. Толстого. Автор книги воспоминаний «Закулисная хроника. 1856–1894».