Выбрать главу

Естественно, что более всего Гончарову запомнились события, близкие ему как писателю: это перевод Евангелия на языки сибирских народов: «Я случайно был в комитете, который собирается в тишине архипастырской кельи, занимаясь переводом Евангелия. Все духовные лица здесь знают якутский язык. Перевод уже вчерне окончен. Когда я был в комитете, там занимались окончательным пересмотром Евангелия от Матфея. Сличались греческий, славянский и русский тексты с переводом на якутский язык. Каждое слово и выражение строго взвешивалось и поверялось всеми членами».[186] В 1852 году владыка Иннокентий и некоторые священники его епархии начали поистине подвижнический труд по переводу книг Ветхого и Нового Завета на якутский язык. Священники Е. В. Протопопов, Д. В. Хитров, H.H. Запольский, М. С. Ощепков, П. П. Попов и Д. В. Попов собирались в доме владыки Иннокентия два раза в неделю после основных своих трудов и занимались этой важной, с виду неприметной работой. В 1858 году были напечатаны на якутском языке Книга Бытия, Евангелие, Деяния Святых Апостолов, «Божественная литургия Иоанна Златоуста и требник» и «Часослов и псалтир».

Фигуры владыки Иннокентия и его сподвижников-миссионеров стали для Гончарова некоторым ободряющим утешением после невыгодного для русских сравнения православного и католически-протестантского миссионерства в Азии. Глядя на то, как рука об руку идут в Китае, Японии, Корее католическое миссионерство и открытие факторий, писатель мог лишь надеяться на изменение ситуации в пользу России: «Кажется, недалеко время, когда опять проникнет сюда (в Японию. — В. М.) слово Божие и водрузится крест, но так, что уже никакие силы не исторгнут его. Когда-то? Не даст ли Бог нам сделать хотя первый и робкий шаг к тому? Хлопот будет немало с здешним правительством — так прочна (правительственная) система отчуждения от целого мира!» Лишь попав в Сибирь и повстречавшись с владыкой Иннокентием, Гончаров осознает, что у России есть свое самобытное и широкое поле миссионерской деятельности. Писатель рисует поистине апостольский портрет будущего святителя: перед ним встала «мощная фигура, в синевато-серебристых сединах, с нависшими бровями и светящимися из-под них умными ласковыми глазами и доброю улыбкой». Несколько строк из очерка «По Восточной Сибири» дают представление о разговоре, который состоялся у архиепископа Иннокентия с Гончаровым. «Преосвященный расспрашивал меня подробно о моем путешествии и всей эскадры тоже». Беседовали и о миссионерстве владыки, о московском митрополите Филарете (Дроздове), о жизни и познаниях которого будущий святитель говорил «с большим увлечением».

Ни в одной, пожалуй, другой книге воспоминаний о святителе не найдем мы столь метко зарисованных черт характера и поведения его в быту. Во «Фрегате «Паллада»» рассказано несколько любопытных случаев из жизни владыки Иннокентия. Сведения Гончарова в этом плане просто неоценимы: «Преосвященный не звал никогда к себе обедать. Он держался строгой монашеской жизни: ел уху да молочное, а по постным дням соблюдал положенный пост. А светским людям, по его мнению, необходимо было за обедом мясо»*. Правда, именно для писателя было сделано исключение как для гостя в сибирской глухой стороне: владыка приглашал его на вечерний чай. «Он выставлял тогда целый арсенал монашеского, как он говорил, угощения. Кроме чаю, тут появлялись чернослив, изюм, миндаль и т. д.». Святитель Иннокентий был самой крупной личностью, которая встретилась Гончарову во время его кругосветки. Кроме того, следует упомянуть о его восхищении генерал-губернатором Восточной Сибири H.H. Муравьевым-Амурским: «Патриот, человек бодрый, энергичный, умный до тонкости и самый любезный из русских людей… Имя его довольно популярно у нас: все знают, как сильно и умело распоряжается он в Сибири, не секрет уже и то, что он возвратил России огромный и плодоносный лоскут Сибири по реку Амур включительно…»[187] Патриотизм русских государственных людей Гончаров отмечал всегда, не мог не отметить и в архиепископе Иннокентии, и в Муравьёве-Амурском. Генерал-губернатор в те годы говорил: «Пусть в названиях станиц будет жить память о наших предках, радением и подвигом своим сделавших эту землю русской».

Книга «Фрегат «Паллада»» составлялась прежде всего из путевого дневника Гончарова: «… я набил целый портфель путевыми записками. Мыс Доброй Надежды, Сингапур, Бонин-Сима, Шанхай, Япония (две части), Ликейские острова, всё это записано у меня и иное в таком порядке, что хоть печатать сейчас…» Большую роль в написании книги сыграли и те письма, которые автор посылал из разных точек мира своим друзьям в Россию: многие из них прямо попали в книгу. Вошли в книгу и материалы «Судового журнала», который он вёл как секретарь Путятина. Первоначальное восприятие «Фрегата «Паллада»» современниками определялось прежде всего тем, что книга ощущалась как новаторская, как самое легкое и занимательное путешествие, когда-либо являвшееся на русском языке. Гончаров ломал привычные стереотипы этого жанра. Автор предисловия к отдельному изданию «Паллады», хороший знакомый писателя, И. Льховский видел заслугу Гончарова в легкости, поэтичности и оригинальности: «Классически простое, ясное и веселое, как день, изложение путевых впечатлений и наблюдений человека, одаренного оригинальным умом, поэтическим талантом и глубоко русской природой, всегда найдет ценителей не только в кругу дилетантов, но и в кругу читателей, занятых вовсе не литературными интересами или не сознающих еще этих интересов…» Критик A.B. Дружинин отмечал, что в своих путевых заметках Гончаров «оригинален и национален, оттого его последняя книга читается с великим наслаждением». Современники как будто впервые получали от книги путешествия истинно эстетическое наслаждение — и удивлялись способности автора к легкому непринужденному рассказу, в котором он естественно переходил от жанровых сценок к романтическим пейзажам, от статистических данных к личным переживаниям и воспоминаниям. В 1935 году Б. Энгельгардт писал, что книга занимает свое особое место в истории жанра путешествий и очень трудно подыскать к ней аналогию во всей европейской литературе. И это в самом деле так: Гончаров пополнил известные мировые книги о путешествиях настоящим шедевром!

вернуться

186

Там же. С. 533.

вернуться

187

Литературное наследство. Т. 22–24. М., 1935. С. 422.