- Сидите здесь. Пойду встречать твоих гаври...
Грохот засова оборвал меня на полуслове. Я кинулся к дубовой двери, все уже понимая, но еще не веря в случившееся. Ступин, сидя на пыльном дощатом полу, пытался скривить улыбочку, но было видно, что ему самому эта история непонятна.
- Гена, открой!.. - закричал я.
- Гена, в чем дело? - стараясь говорить как можно солиднее, проквакал президент. И нагловато мне: - Ну что, встретил? Козел синюшный! Снимай браслеты, затопчут тебя сейчас. Гена! Здесь мы, Гена!
- ...Об колено, заткнись! - раздался чуть выше двери знакомый голос.
Я, не целясь, дважды долбанул поверх двери, только потом сообразив, что, убив нашего тюремщика, мы убьем и свою надежду на спасение - так и будем гнить заживо. Я взял себя в руки и начал переговоры.
- Геннадий, я понимаю, что вы молодой еще человек и вас обманом втянул в эту историю ваш начальник. Не бойтесь, все поправимо.
- Кроме вашей глупости! - последовал лаконичный ответ. Голос был знакомый, но это не был голос Геннадия.
Вот тут, ручаюсь, побелел и Ступин. Забыв про Кутю, он проволочился по полу и грудью налег на дверь.
- Вы здесь? Каким образом?.. Кто вам сообщил? Анатолий Иванович, откройте!
- Господи, ну нельзя же быть такими безнадежными тупицами, последовал ответ. - И перестаньте стрелять.
* * *
Вот теперь я наконец понял. Похоже, что-то дошло и до Ступина, потому что он завизжал кабанчиком и принялся молотить ногами в безмолвную дверь, тупо вопрошая:
- Где Гена? Где Гена? Куда дели Гену?
- Здесь я, мудак, - ответил злодей Гена, сразу лишая нас последней надежды.
- Су-у-у-ка-а! - как пес на луну, завыл Ступин. - Телохранитель продажный!
Левой свободной рукой он похлопал Кутю по щекам. Потом завыл с новой силой:
- Паску-у-да! Иу-у-у-да! Продал!
Мне было смешно, хотя я прекрасно понимал: смеяться нечему. Игра, судя по всему, принимала "влажный" характер, если не сказать, совсем уж "мокрый". Добродушный старичок Вотруба оказался тем самым героем, на роль которого я прочил Ступина. И жаль, что сообразил я это перед самым занавесом. В том, что он опускается, сомневаться не приходилось. Два наглых убийства подряд и третье, тщательно спланированное, свидетельствовали о том, что товарищ перед нами серьезный, а положение наше повода к розовым иллюзиям не давало.
Я осмотрел оружие. Газовый пистолет полный, один только заряд истрачен на Кутю. В другом, 9-го калибра, конфискованном у олигофрена, было не густо. Три патрона просадил сам Кутя, целясь в меня, и два бестолковых выстрела произвел я сам. Скверно, если учесть, что мы заперты, как кролики в клетке, а у оппонентов руки развязаны, хоть дирижируй.
- Может, договоримся? - сделал я дипломатический ход, потому что, кроме собственной шкуры, мне дорожить было нечем.
Откуда-то снизу послышался металлический лязг. Ступин какался на глазах, я был на грани, и только Кутя, казалось, ничего не замечал.
- Головин, вы убийца, - теряя голос, заверещал Ступин.
- Ну и что? - Ответ был равнодушный и вялый.
- Вы убили шефа?
- Жадность его убила. Хотел получить все, вот и получил сполна.
- А за что Чио-сан? - вмешался я.
- Она много знала, а об остальном догадывалась, причем догадки были верны. Мне же после князевских крантов это ни к чему. Слишком много я терял, а ведь проделал колоссальную работу. Вот и попросил своих ребяток. Они-то галстук ей и надели, как и Степану Ильичу, царство ему небесное.
- Кто - они? - невольно вырвалось у меня. И еще подумалось: если Головин так спокойно и откровенно все рассказывает, значит, дела наши земные заканчиваются.
- Кто-то, - передразнил он. - Ребятишечки-суперменчики. Вот Гена, сынок, и его дружки. Гену-то они знали, потому открывали сразу. Да и Кузя в фирме работал, личным охранником у Князева, он-то его и удавил. Так ведь, Кузя?
- Ага! - заржал холоп-убийца. - Мы его целый час мурыжили. Сперва все яйца раздавили, но терпел, молчал, сволочь. Ну тогда шнурок накинули и медленно так, с чувством, с толком, с расстановкой давить стали, обхохочешься. Генка чуть не уписался, когда у него шары натурально вылазить начали и язычина изо рта сам собой полез. Так и давили с полчаса: потянем отпустим, потянем - отпустим. Тут он плакать стал: помилуйте, все отдам, а про место не знаю. Ну - и ауфидерзейн!
- А Чио-сан? - проникался я жутким любопытством.
- Баттерфляй? Эту мы тоже помучили, - вмешался Гена. - Два раза по кругу пропустили, а уж потом...
- Вы что, ненормальные? - подал наконец голос Кутя. - Придурки, она же красивая была! Скоты-ы-ы! - Вытащив из кармана ключ, он кое-как отомкнул наручники и, разбежавшись, бросил свою тушу на дверь.
- Ишь ты, бычок взбрыкнул, - захихикал Головин. - Ну побалуй, побалуй пока!
- Кто убил Катерину? - продолжал я этот странный допрос из камеры. - И зачем?
- А что, разве она не сама? - поинтересовался озадаченно Вотруба.
- Нет, ей проткнули сердце длинной иглой, я заметил ранку.
- Жаль. А ведь работа была ювелирная. Это я сам. - В его голосе послышалась гордость.
Меня передернуло.
- Как же вы вот так...
- Как-как - вот так. Если бы ты, легаш паскудный, не появился в этом городе, Катька, может быть, осталась бы жива. Но тебе же, мусору поганому, больше всех надо! Считай, из-за тебя я и упокоил ее. Да там все шито-крыто, меня никто не видел. А теперь из нее отличный бульон получился.
- Я отключил кипятильник, так что суп этот самый скоро сделают из тебя. Где Лия?
- А вот сейчас и увидитесь.
Снова послышался металлический лязг, пол заходил ходуном. Ступин закричал исступленно:
- Анатолий Иванович, я-то при чем?! Меня-то отпустите, ничего я не знаю и знать не хочу.
- А ты, воробышек, извиняй, попал в дерьмо, так не чирикай. Может, случайно, но попал, и ходу назад тебе нет. Ты уж прости меня.
Пол дернулся и ушел из-под ног. Не успев даже охнуть, мы полетели вниз, в темноту преисподней, полетели, сопровождаемые визгом и лязгом металла.
Я шмякнулся плашмя, по-лягушечьи, на живот, но сознания не потерял. Лежал несколько минут, размышляя, что же произошло и целы ли кости. В том, что я разбил колени и физиономию, сомневаться не приходилось: кровь так и хлестала из носа, частью попадая на холодный бетонный или каменный пол, частью в мой желудок, когда я судорожно сглатывал. Левая рука не шевелилась - то ли сломана, то ли отшиблена. Ног я не чувствовал.
Кое-как перевернувшись на спину, я пытался унять кровь, прикрывая разбитый нос рукавом. Тьма была кромешная и тишина мертвая.
Сверху раздался скрежет отодвигаемого засова, а потом надо мной забухали шаги, и веселый головинский голос осведомился:
- Ну что, шандец котятам?
Я молчал, остальные тоже.
- Ага, Анатоль Иваныч. Откроем, посмотрим?
- Не торопись, Гена, у них оружие - мало ли что? Пусть полежат малость. Для профилактики. Если живы, застонут, а окочурились - так и хорошо. Пусть себе гниют, Лийке для запаха. Ты как, сучонка, живая еще?
- Живая. - Слабый женский голос раздался справа от меня.
- Посмотри, живы они?
- Не знаю. Боюсь я, дядя Толя, отпустите меня.
- Отпущу, отпущу, милая, только скажи, где прадедкино "рыжовье"?
- Клянусь, не знаю.
- Опять врешь, сука! Стал бы Князь за просто так покупать эту халупу.
- Да не знаю я, искать нужно.
- Ну вот мы и поищем, а ты уж посторожи "жмуриков", подумай!
Опять наверху лязгнули запоры, и воцарилась тишина. Потом я почувствовал, что женщина приближается к нам. Первым на ее пути оказался я. Ощупав мою грудь и плечи, она вляпалась в теплую еще кровь и вскрикнула, когда я сжал ее руку.