– Только не пытайся подняться, ладно? – изданный стон вполне сошёл бы как за согласие, так и за отрицание. – Я отведу во Фракху.
Адайн смотрела на него со страхом сконфуженного любопытства – тот самый момент, когда неизвестное начинает сознаваться. Странник же, ощущая острую боль во всём теле, которую венчали размокшая глина, набитая в разбухшее плечо, и ноющая грудная клетка, молча разглядывал молодую, стройную женщину со светло-серой кожей, перепачканной разводами краски, строгим вытянутым лицом и раскосыми глазами, светящиеся радужки которых расходились от зрачка тремя кольцами коллоидного серебра. Он думал, что её кожа исписана татуировками, но то от напряжения вздулись селадоновые вены, рисуя на теле сложные узоры, как порою мороз в стужу рисует свои узоры на стекле. Щёки её представляли сплошь мышцы, будто тонкими жилками восходившие к орбитам несколько впалых глазниц, растянутых по горизонту к крайним от переносицы верхним уголкам черепа и затенённым перламутровой сажей. Тонкие тёмно-зелёные губы, имеющие с человеческими весьма условное сходство, дополнялись делённым на четыре части языком и не сильно контрастировали по цвету с остальными частями тела, будучи чуть светлее.
Ему стало наконец не по себе от понимания глубины видимых отличий, но после пережитого сил не хватило даже на страх. Хуже и чуднее быть просто не могло. Он отрешённо улыбнулся самой идиотской улыбкой из возможных.
Адайн что-то спешно говорила и говорила ему, но смысл ускользал, просачиваясь крупицами ртути меж взбудораженных синапсов перегруженного сознания.
– Флойд Беннет, рад знакомству…
Ничего лучше придумать декомпрессированный человеческий разум не смог, а секунду спустя Флойд импульсивно дрогнул и перевернулся на бок, заливая поросль синего куста своей кровью. Любимый им дождь тут же смывал её прочь.
"Новое начало…" – подумал он на последок и без всякого усилия ушёл в нагрянувший мир грёз. "Здесь так свежо…".
Глава 4
– Пахнет гарью? – он получше принюхался. – Да, плавленая металлическая пена. Похоже, тянет от предместий.
– Лим, спи… – сонливо поворочалась Рмун. – Ничем не пахнет.
– Выйду посмотрю.
– Лим, едва светлеет…
Он наклонился и, подвернув силтумовое одеяло, поцеловал её в лоб.
– Я не долго. – за стеной звякнула защёлка воздушного тоннеля. – Завтрак уже подали. Начинай без меня.
Он спустился, наскоро привёл себя в порядок, поискал повседневную одежду. С последнего вылета он напрочь забыл, куда мог её сунуть. В конечном счёте пришлось нацепить полевую броню, благо выглядела она более чем пристойно, а отдельные детали, реконструированные после повреждений, придавали её владельцу особый шарм одухотворённого благородства.
Лим проверил часовой датчик. Идти пешком до предместий было далековато, а время отлёта всё приближалось.
Зайдя в гаражную комнату, он не вздрогнул, услышав знакомое урчание завёдшегося двигателя. Почищенный и заправленный, двухместный морад послушно ждал хозяина, подсвечивая пол стехиометрическими языками сдерживаемого пламени. Опасная игрушка – в прошлом на них часто разбивались, влетая в ил. Но запрограммированные капсулы Лим, натрясшийся в спиноломных десантных баржах, никогда не любил из-за чрезмерной, размягчающей тело комфортности и потому с крайней неохотой ими пользовался. Сегодняшний день не стал исключением.
Погодные сопф, внедряясь на его позвоночный имплант, обещали прохладное утро. Тело с устойчивостью к сверхвысоким и сверхнизким температурам разницы с прошлым днём не почувствовало. Морад шёл плавно. Мескитовый парк в унисон раскачивался синт-стволами по направлению ветра и по прежнему не позволял увидеть источник резкого запаха. Вместе с тем, он слышался отчётливее и отчётливее по мере того как Лим вёл свой морад над покрытием магнитной дороги. Доступность коммуникаций, уют открытых пространств и моделируемые пейзажи местности – ему приходилось заново привыкать.
Наконец через семнадцать дактов он въехал в тень высоченной жилой вышки, стеснённой по сторонам дюжиной строений меньшей высоты, выводивших наклонными контурами фигуру правильной пирамиды, замыкающей сердцевину с вершиной. Внешние смотровые перекрытия извивались фривольно, на мотив подводных водорослей, но имели и практическое назначение. Их проектируемые кристаллические поры начисто избавляли улицы от смога затягивая в себя испарения. Дань пересохшему морю от благодарного народа, воздвигшего в его бывших владениях свои высокие города.