— Он заехал, я его не звал, — промямлил вице-премьер. — Мы действительно с ним всегда были на ножах…
— Чего он хотел? — перебил Турецкий.
— Денег. Он мне угрожал, прошу это отметить, он взял их с помощью угроз, давления…
— Сколько?
Санин замялся.
— Отвечайте честно!
— Две тысячи долларов. И миллион рублями.
— Что еще?
— Одежду. Он явился в этой рясе…
— Где она?
— Сейчас. Он потребовал ее немедленно сжечь, но я не сжег, я как раз хотел звонить вам, но подумал: сегодня суббота и никто не работает, а в понедельник…
— Принесите!
Вице-премьер сбегал, принес завернутую в газету рясу и черные ботинки.
— Когда пришел и когда ушел?
— Появился в половине шестого — в семь, а ушел полчаса назад. Я закрыл за ним дверь, и вы позвонили.
Турецкий взглянул на часы: 23.01. Если б Санин сказал ему об этом по телефону сразу же, они могли оцепить район и взяли бы Кузьму.
— Что он взял из одежды?
Санин продиктовал размеры, цвет костюма, рубашки и даже носков. Турецкий записывал.
— Что еще? Машину, документы?
— Нет! Только одежду. Еще он принял душ, побрился, сбрил свои усики, поел. И все. Пригрозил…
— Оружие взял? Нож, пистолет?
— Нет-нет, у меня нет дома оружия. Он ничего не взял… Еще очки. Хамелеоны. От солнца. И почему-то трубку. Мне привезли из Голландии. Взял трубку. Да, и трость-зонтик. Черный. Все.
— Вспомните еще раз. Это все? — наскоро записав слова Санина в протокол и протянув вице-премьеру лист для подписи, спросил следователь.
Санин внимательно, шевеля губами, перечитал показания и на этот раз расписался.
Через час фотопортрет Кузьмы без усов и в том костюме, о котором рассказал Санин, был готов и разослан повсюду.
Грязнов принес сообщение пограничников: они опознали пересекавших российскую границу Нортона и Гжижу, следовавших на фирменном поезде «Летува» до Вильнюса. Сообщался номер вагона, число и даже час пересечения. Но тогда ориентировки на них еще не было, и пограничники их пропустили.
— Свяжись с ребятами на Белорусском, узнай, кто дежурил в тот день, видели ли они их на вокзале! — потребовал Турецкий у Грязнова. Полковник уже пришел в норму и выглядел бодрым.
«Если Кузьма отправлял их в Литву, значит, там у него хорошие, надежные связи. Крыша. Литва почти заграница. За деньги можно купить паспорт и уехать куда угодно, — размышлял Александр Борисович. — Забираться в глубь России опасно. Кузьма, видимо, давно готовил себе отходную. И когда нависла угроза разоблачения Нортона и Гжижи, он своей крышей воспользовался. Уехать сегодня он не мог…»
— Узнай, какие поезда уходят в сторону Литвы с двадцати трех, где первая остановка! — бросил он Грязнову.
«Но вряд ли, вряд ли! — остановил размышления Турецкий. — Он не станет суетиться. Вылезать ночью, на вокзале, где всегда дежурит милиционер, нет, это отпадает. У него наверняка есть подружка, и не одна, тут мы снова бессильны что-либо сделать. Возьмет конечно же частника, приедет, выпьет, полакомится… Стоп! Есть же номер вагона! И наверняка знакомая проводница. Тут ему важно иметь знакомую проводницу, которая за деньги его укроет и провезет…»
Грязнов связался с милиционерами, дежурившими в тот день на Белорусском. Ориентировку они в тот день только что получили, присматривались к пассажирам, но никого не обнаружили.
— Это интересно! — загорелся Турецкий. — Как же они проскочили?
— Да просто, — ответил Грязнов. — Пришли в отстойник, куда состав отгоняют, постучали, сунули девчонке-проводнице пару червонцев «зеленых», а той чего не посадить, если билеты есть. Вот она и посадила, а придумать любую тюльку можно!
— Или проводница знакомая, — промычал мэтр.
— Еще лучше! — подхватил полковник. — Он же недаром в Литву этих друзей переправлял! Значит, у него там крыша, и контакт давно налажен, а если так, то наверняка есть и своя проводница, которую он подкармливал всякими подарочками.
— В каком вагоне ехали Нортон и Гжижа?
— В шестом.
— В шестом… — Александр Борисович отхлебнул кофе.
— Кстати, у постоянных, штатных проводниц вагоны свои и они их не меняют. — Грязнов на лету ловил мысли Турецкого.
— Может быть, может быть…
— Жаль с Вильнюсом нет толковых отношений! — огорчился Вячеслав Иванович. — Сейчас бы старые времена, подключили тамошние каналы, и все бы вычислили! Что это за проводница, ее связи, и всю компашку бы знали. Он, гад, наверняка туда уже названивает и готовит почву. Ничего, все равно поймаем! Никуда не денется!
Турецкий посмотрел на часы: половина первого.