– Я предпочитаю заднее сидение лимузина, – рассеянно ответила фрау Шульц, подпирая голову рукой и бесцеремонно разглядывая лицо Михаила.
– Ну что ж, самые важные люди ездят как раз на заднем сидении, – сделал комплимент эскорт-директору Шахов. – А я вот сяду на переднее, рядом с чемпионом «Формулы-1».
– Что ж, если Михаил отказывается рулить marschrutka, придётся это делать мне! –
пошутил гонщик.
– Да, господин Шумандер, Вам это привычней.
– Привычней marschrutka?! – раскрыл рот Шумандер.
– Привычней быть за рулём, – со смехом поправился Шахов. – Мы благодарим великого гонщика Михаэля Шумандера и его эскорт-директора Барбару Шульц за увлекательный рассказ, и уверены, что события ближайших дней будут ещё интересней. До завтра!
Журналист выключил микрофоны и снял наушники. Все присутствующие с чувством глубокого удовлетворения сделали то же самое.
– Всё нормально? – осведомился по-английски Шахов.
– Всё великолепно, – завораживающе улыбнулась ему фрау Шульц. – Герр Шумандер, я вижу, очень устал, – она с неодобрением посмотрела на графин. – Сейчас он с Владимиром поедет в отель, а я обсужу с господином Шаховым детали завтрашнего тест-драйва.
– Барбара, я не понимаю Вас, – осоловело глянул на неё автогонщик. – Если господин Шахов не возражает, я бы тоже пообщался с ним в неформальной обстановке, – он щёлкнул ногтём по графину. – Сегодня, насколько я знаю, у нас больше нет мероприятий…
– Михаэль! – тон эскорт-директора, заговорившей по-немецки, моментально сделался приказным. – По-моему, Вы и так достаточно хорошо познакомились с русскими традициями… – она кивнула на блюдечко с солёными огурцами. – С русским городским транспортом… И все эти знакомства связаны с грубейшими нарушениями спортивного режима.
– Фрау Шульц! – поднял голову чемпион мира. – Моя спортивная карьера завершена, и я могу позволить себе…
– Стать посмешищем у обыкновенных русских шоферов! – презрительно фыркнула Барбара. – А потом не только у всей России, но и всего мира. Вы думаете, они не растиражируют Ваш позор в мировой прессе?
– Я не собираюсь позориться, – гордо глянул на неё Шумандер. – Я выиграю даже эту гонку.
– Я тоже так думаю, – смягчилась фрау Шульц. – Потому что сейчас Вы послушаете своего эскорт-директора и отправитесь в отель отдыхать.
– Jawohl! – Михаэль встал с кресла.
И хотя администратор во время спора на немецком языке молчал, последнюю фразу все поняли без перевода.
Барбара Шульц по-хозяйски схватила почти пустой графин и вышла из студии в информационный отдел.
Михаил Шахов никак не ожидал, что Алик Лунц покинет свой рабочий кабинет до окончания интервью. Но, так или иначе, дверь к шеф-редактору была закрыта на ключ. Иры Монаховой в отделе тоже не наблюдалось.
«Ну, тем лучше! – вдохновенно подумал Ферзь. – Не вставляй завтра то, что стоит сегодня».
Он снял очки, пригладил волосы и по-мужски откровенно оценил глазами фигуру Барбары Шульц. Та, поставив графин на стол информеров, пожирала Мишу глазами.
– Снимемся? – спросил Ферзь по-русски, подходя к столу и отковыривая пальцами от внутренней стороны столешницы приклеенный чек с кокаином.
– Was? – не поняла фрау Шульц, продолжая глядеть на Мишу сладострастным взором.
– Кокас! – передразнил немку Ферзь, надрывая пакетик. – Кокаин будешь? – пояснил он по-английски. – Тогда давай кредитку.
– Ира, что с тобой?! Тебе плохо?
Проходившая по коридору секретарь Аня увидела, как Ира Монахова открыла дверь информотдела и вдруг побледнела. Если бы не секретарь, Монахова грохнулась бы в обморок.
– А-а-а… – прошептала Ира, поддерживаемая сзади секретарём.
Остекленевшие от ужаса глаза информведущей неотрывно смотрели в глубину комнаты.
Аня посмотрела в направлении её взгляда и чуть не выронила Иришу из своих объятий.
Эскорт-директор Михаэля Шумандера, Барбара Шульц, широко раздвинув ноги и закинув голову, восседала на столе новостных ведущих. Журналист «Радио Фокс», Михаил Шахов, без очков, со спущенными брюками и трусами совершал мощные колебательные движения в направлении нижней части тела женщины. Водка в стоящем рядом графине мерно покачивалась, а построенная на краешке стола кокаиновая дорожка постепенно теряла свои строгие ровные очертания. Две банковские карточки, разделяемые дорожкой, мерно сближались, словно желая повторить то, что делали в настоящий момент их владельцы.