Только Шахов, несмотря на видимую подавленность, всё-таки поддался профессиональному любопытству и, подойдя к окну, встал рядом с секретаршей и Аннушкой.
Внизу раздался визг резко стартующего автомобиля.
– Успел! Слава Богу, успел! – облегчённо воскликнула секретарь, видя, как Васнецов отгоняет от пылающей «Газели» гаишный «БМВ».
Через мгновение стёкла Прокуратуры сотряслись от взрывной волны, и в кабинете почувствовался запах горящего бензина.
– Рвануло! – почти с ликованием выдохнула Аннушка.
– Взрыв у здания Прокуратуры! – Репин поставил подстаканник на стол и прошагал к окну. – Это же террористический акт!
– А Вы что думаете… – вдруг заговорил Алик.
Его голос прозвучал столь неожиданно, столь зловеще и одновременно убедительно, что все присутствующие моментально отвлеклись от пожара.
– Если они не остановились перед убийством моей жены… – Лунц блеснул очками. – Если они хотели убить меня… Что им стоит пожертвовать каким-то микроавтобусом? Гений и злодейство несовместимы… – Алик провёл рукой по полотнам картин и грустно улыбнулся. – Значит, убийство – это не злодейство? – он воспалёнными глазами обвёл присутствующих, остановив свой взгляд на Михаиле Шахове.
Миша посмотрел на открытую дверь.
– Так не доставайся же ты никому! – процитировал «Бесприданницу» Островского появившийся на пороге кабинета Васнецов.
Он сильно запыхался, но выглядел вполне довольным.
– Видимо, уничтожение маршрутки планировалось у них на случай невозможности вывоза картин, – выдвинул версию взрыва Михаил Викторович.
«А всё-таки перемудрил я с электропроводкой», – подумал он.
– Вот что! – гавкнул Репин. – Закругляйтесь с вашим литературным кружком! Стихи в ссылке сочинять будете! Слово не воробей, а я вам – не кошка! Кто такие «они»? И почему Вы, гражданин Лунц, связываете все эти преступления с убийством Вашей жены?
– Убийством жены?.. – очередь удивляться дошла и до Васнецова.
– Я знал этого человека много лет… – поднял голову Лунц. – Я знал, что он неравнодушен к моей жене… Я знал… Но я не мог предположить, что он решится на убийство Вероники, а затем захочет уничтожить меня. Ведь это он, он похитил портрет! –
Алик посмотрел на Михаила, словно ища у того подтверждения своих слов. – Я понял это в озере… Я столько лет мучился над разгадкой… И вот там, в озере, понял… Дайте, пожалуйста, сигарету, – шеф-редактор почти с мольбой посмотрел на своих безмолвных слушателей. – Я страшно хочу курить. Я не курил уже целую вечность.
Аннушка достала из сумочки пачку сигарет и подошла к Лунцу.
– Такие нормально? – спросила она, угощая Алика.
Шеф-редактор вытянул сигарету и стал хлопать себя по карманам в поисках зажигалки. Килькина дала ему прикурить.
– Алик Георгиевич, – нарушил всеобщее молчание Васнецов. – А нельзя ли поконкретнее? Он – это кто?
– Как? – от удивления Алик чуть не поперхнулся дымом. – Вы же его знаете не хуже меня!.. Он, как я понял, даже с Вами сотрудничал… – Лунц снова посмотрел на Шахова. – Я, кстати, перепутал его с Вами. Вы в гриме были очень похожи на…
Речь Алика прервал звонок Шаховского мобильного телефона.
– Да, Ира… – ответил Миша. – Нет, я не мудак! – радостно крикнул он в трубку. – Да я сорвал репортаж, но зато нашёл… Ты сидишь или стоишь?.. Сядь! Мы нашли «Портрет купчихи Нечетовой»!!.. Я и Алик… Конечно, Лунц, а кто же ещё?.. Потом расскажу. А пока в интересах следствия держи язык за зубами, – он подмигнул Васнецову. – В общем, у меня сенсаций на десять выпусков! – Миша отключился.
– И на пять рассказов! – язвительно добавил Алик. – Писатель… Везде преуспел! Ты думал я не догадаюсь, что это ты?
Шеф-редактор снова воззрился на журналиста. Шахов молчал.
– Товарищ Лунц, – нарушил паузу Ефим Ильич. – Я, конечно, уважаю драматургию и прочее искусствоведение, но мы в следственных органах привыкли, знаете ли, больше к фамилиям, именам и отчествам. Назовите человека, которого Вы подозреваете в убийстве Вашей супруги и покушении на Вас? Это Михаил Шахов?
Очки Миши подпрыгнули. Он дёрнулся всем телом. Следователь Васнецов рефлекторно встал в дверях.
– Нет, – чётко ответил Алик. – Это Григорий Штрих.
***
Григорий Штрих лежал на берегу озера и смотрел в небо. В то же самое небо, в какое смотрел с глади озера Алик Лунц. Только закат уже сменился рассветом, и одинокие тучки остались в ночи. Теперь на безоблачном и безветренном небе царствовало весеннее солнце.
Лёжа на берегу недвижного, зеркального озера Григорий Штрих мог вспомнить всю свою жизнь. Озорное детство, учёбу в Академии художеств, первые надежды и первые неудачи. Глупая кража из провинциального музея вынудила его к сотрудничеству со спецслужбами. Впрочем, услуги органам не тяготили Штриха. Благодаря властным покровителям, провинциальные музеи остались в прошлом, а на горизонте замаячили дорогие заказы и столичные выставки. А потом художник Штрих впервые в жизни по-настоящему влюбился. Он влюбился в актрису, портрет которой писал, но его единственная любовь оказалась безответной. Сердце возлюбленной принадлежало другому мужчине – восходящей театральной звезде, Алику Лунцу.