-- Пока экипаж самолета не вырвется домой, вряд ли что-нибудь прояснится, -- сказал Макарычев.
-- Понятно, -- кивнул Касьянов. -- Руководителем нашей делегации на открытии салона утвержден Клоков. Ну как, Александр Николаевич, выпустим его в Сингапур?
-- Давайте сделаем так, -- сказал Нифонтов. -- Препятствовать не будем. Но перед выездом во Внуково-2, где-нибудь минут за сорок до вылета, он должен узнать о том, что двигатель в "Апогее" был подменен на макет.
-- Ну нет, Александр Николаевич, -- возразил Голубков. -- Не знаю, как вы, а я хотел бы видеть своими глазами, что отразится на его лице при этом известии. Давайте лучше обрадуем его прямо у трапа самолета. Он вылетает с Лапичевым?
-- Разумеется, разумеется... Но у того запланирован завтра утром короткий визит в Париж.
-- С какой целью? -- спросил Нифонтов.
-- Формально деловая встреча согласно протоколу с руководством фирмы "Аэрбас", подготовка будущего подписания соглашения о намерениях в сфере обмена и сотрудничества. Вылет в шесть утра, в половине девятого посадка в Орли, затем сама встреча и в семнадцать по московскому ~ возвращение в Шереметьево. Прямо оттуда во Внуково -- и новый вылет в девятнадцать в Сингапур, с патроном и всей его свитой.
-- Напряженный денек, -- сказал Касьянов. -- Просто голова кругом.
-- У него вряд ли закружится, -- заметил Макарычев. -- Но турне интересное. Впрочем, вместо Лапичева для такой работы мог быть отправлен кто угодно. Но Герман Григорьевич решил отправить именно его. Вопрос: почему?
-- Скорее всего, -- сказал Голубков, -- он имеет приказ выполнить весьма деликатное поручение, которое никак не отмечено в его рабочем графике этого дня. Видимо, нечто такое, что невозможно узнать, установить и проверить отсюда, из Москвы -- ни по компьютерной связи, ни тем более по телефону. И дело, надо полагать, спешное.
-- Свяжитесь с нашими людьми в Париже, -- сказал Нифонтов Касьянову. -Пусть глаз с него не спускают. Ни на секунду. Я думаю, мы все догадываемся, какое у него поручение.
* * *
После двух с лишним суток пути, оставив позади три тяжелейших этапа через пустыни и горные перевалы Ирана, около одиннадцати часов утра по местному времени вереница машин пересекла границу Рашиджистана. Пейзаж мало изменился -- та же суровая, угрюмая красота, та же бахрома гор у горизонта, тот же зной и та же неизвестность впереди.
На земле одного из самых мрачных государств на планете им предстояло пробыть кому пять, кому семь часов.
Артист, Муха и Михаил знали: для них начинаются самые трудные часы. Они почти физически ощущали возникшее вокруг них напряжение. Артист был мрачен.
-- Смотрят, смотрят, чувствую, смотрят...
-- Это все я, -- сокрушался Муха. -- Язык бы себе вырвал! Кой черт дернул меня вспомнить про эти гонки на выживание!
-- Ладно, -- утешал Михаил. -- Кончай убиваться. Может, у них и не связалось.
-- Ну да! -- вздыхал Олег. -- Вы бы видели глаза этого Шурика. Он же не дурак, только корчит из себя простака.
-- Значит, кто против нас? -- подытожил Артист. -- Этот Штукин в связке с американцами. Ну это мы уже и так знаем -- видно, прознали в Лэнгли об этом транзите, ну и решили перехватить.
-- Просто так прознать они не могли, -- сказал Михаил. -- Наверняка получили точную наколку. Вопрос: от кого? Разумеется, от тех, кто в этот замысел с Рашид-Шахом посвящен. Видно, ребята не прочь маленько облапошить друг друга. Так, кто еще против нас?
--Добрынин, -- сказал Муха. -- И еще этот... который англичанин.
-- А вот с ним, -- сказал Артист, -- все по-прежнему непонятно. В том, что он англичанин, а не тот водитель, лично меня никто не убедил и вряд ли убедит. Тем более непонятно, что он за птица и откуда.
-- Ну а наш командор? -- не отрываясь от дороги и пылящего впереди "джипа-мерседеса" Добрынина, спросил Муха. -- Вы хоть поняли, какова его роль?
-- Вон он, -- сказал Артист. -- До него триста метров -- догони да спроси!
-- Он-то хоть нас не узнал? -- спросил Муха. -- Как считаешь, Семен?
-- Лучше меня могут ответить факты, -- ответил Артист. -- Вы обратили внимание -- с сегодняшнего утра и Штукин с американцами, и товарищ Добрынин, и англичанин все время держатся где-то около нас. По-моему, Слейтон узнал меня. Узнал, но не подал виду.
-- Видно, надо было тебе сильней постараться, чтоб надежней память отшибло, -- сказал Муха.
-- Трудно было, лежа под машиной, -- с искренним сожалением вздохнул Артист.
-- Скорее всего, не только Штукин и штатники, но и Добрынин уже не сомневается, где топливо, и все они только ждут, чтобы пойти в атаку, -заметил Михаил. -- Не знаю, кем они там считают нас, возможно, даже просто конкурентами. Но пока они мешают друг другу начать решительный штурм.
-- Всем хочется и всем колется, поскольку каждый понимает, что могут вступить и остальные, -- усмехнулся Семен. -- В серьезной каше они могут потерять все.
-- Так или сяк -- все заварится уже очень скоро, -- сказал Михаил. -Тянуть им не резон. И только один из них наверняка знает, где и когда выйдут на назначенную с ним встречу люди Рашид-Шаха.
-- По всем приметам, это сам командор, -- предположил Артист. -- Он, так сказать, главный экспедитор. Надо полагать, именно у него должны быть и товарные накладные, ну и, -- усмехнулся он, -- сертификат качества...
Они мчались вперед, и напряжение нарастало. У них было всего три маленьких автомата и три пистолета, всего на пять -- десять минут горячего "разговора", а может, и того меньше.
Второй час они неслись по широкому мертвому плоскогорью Северного Рашиджистана. Машины участников, развив огромную скорость, в сопровождении вертолетов умчались далеко вперед. Их белый "лендровер", отставая, был все ближе и ближе к хвосту колонны, растянувшейся почти на пятьдесят километров. Машину подбрасывало, кидало из стороны в сторону, но Муха только крепче сжимал черный руль.
Минувшей ночью, незадолго до рассвета, Артист и Муха извлекли из записных книжек, закрепленных скотчем, те заветные пленки-передатчики, которые дал им Голубков, и ночью приклеили их -- одну к черному зеркалу заднего вида роскошного "джипа-мерседеса" Добрынина, вторую -- к черной эмблеме "Техасе" на крыше машины Штукина. У Михаила в снаряжении был специальный приемник-усилитель для получения сигналов от этих устройств, благодаря которому они могли теперь найти их на расстоянии до десяти километров. С восходом солнца эти чудесные игрушки должны были ожить.
Сидя сзади, Михаил отслеживал отклонения стрелок на двух приборах. Приемник в правой руке принимал сигнал от машины Добрынина, в левой -- от машины Шурика.
-- Тревога! -- вдруг сказал Михаил. -- Добрынин резко увеличил скорость и сошел с трассы! Уходит на юг!
-- Ну вот, -- сказал Артист. -- Он, видно, пришел к выводу, что при таком кортеже топливо уже не отбить. Теперь для него главное -- передать документы. Ему нужно выйти в заданную точку для встречи с покупателем.
И, словно услышав эти слова, по колее, проложенной колесами добрынинского "мерседеса", обгоняя их и вздымая облака светло-серой пыли, помчался серебристый "рейнджровер".
-- Глядите, -- крикнул Муха, -- вон как погнал! Это он, англичанин! Рванул за Добрыниным!
-- Ничего не понимаю! -- воскликнул Михаил. -- Кто он все-таки такой и что ему надо?
-- Слу-ушай... -- осенило Семена. -- Я все понял! Помнишь, ты же говорил, тут и ребята из Интеллидженс сервис. Как мы раньше-то не поняли. Муха, гони за ним! Все, все ясно! Он шпион, ребята! Был внедрен к кому-то под бок из нашего высшего руководства. Видимо, к тому, что принимал нас на даче. Косил под простого водилу... Ну, точно, точно!
"Рейнджровер" уходил вперед все быстрей.
-- Ну дает! -- завопил Муха. -- Видали, как подскакивает!
Их швыряло по запыленному салону, ударяло о двери, о стойки. Никто не мог бы ответить, сколько выдержит даже эта машина такие нагрузки.