— Спасибо, — проговорил Денис, отвечая на крепкое рукопожатие. — Пока!
Шагая в потоке пассажиров по длинной кишке коридора, Денис размышлял о том, что фэбээровец ни словом не обмолвился о похищенной Татьяне. Вероятно, они просто об этом не знают и решили, что им движет только чувство мести. Пусть так, разубеждать их не входило в планы Гребски.
Денис застонал и открыл глаза. Девушка, сидевшая в кресле через проход, озабоченно смотрела на него.
— Вам плохо? — по-русски спросила она.
Денис заставил себя улыбнуться и по-русски ответил:
— Нет, все в порядке.
— Вы стонали во сне.
— Кошмар приснился, — виновато усмехнулся Денис, поправляя кресло в более приемлемое для сидения положение.
Девушка с пониманием кивнула:
— У меня тоже иногда бывает. Когда наваливается куча всего скверного и впереди не видно просвета. У вас озабоченный и какой-то потерянный вид. Наверное, настало время решения проблем и поиска ответов на проклятые вопросы. Всякие разные проблемки и вопросики накапливаются, накапливаются, от них поначалу отмахиваешься, потому что не хочется тратить время на ерунду, а потом вдруг выясняется, что они слиплись в огромный ком и с этим комом нужно срочно что-то делать. У вас так бывает?
Денис пожал плечами:
— Такое у всех бывает.
— Нет, не у всех. — Девушка упрямо мотнула головой. — Есть счастливчики, которым хватает терпения возиться со всякими мелочами по мере их возникновения. Всегда таким завидовала. У меня так не получается. Поэтому приходится решать проблемы глобально, радикально, кардинально… какие еще слова есть?
— Масштабно.
— Отлично! — Девушка одобрительно улыбнулась и проговорила, пробуя слова на вкус: — Решать проблемы глобально и масштабно. Звучит как фраза из речи какого-нибудь политика. Внушительно и бессмысленно.
— Вы имеете отношение к политике? — спросил Денис, усаживаясь удобнее, чтобы видеть собеседницу.
— Имею? Нет. Имела? Да. К политике? Нет. К политику? Да. — Она сама задавала короткие вопросы и сама же отвечала, забавляясь этой игрой. — Меня зовут Марина, мне двадцать восемь лет, и я совершенно свободная женщина вот уже… — она посмотрела на изящные часики, — два дня и четырнадцать часов. Вы ведь это хотели узнать? Я сейчас…
Прежде чем он успел ответить, Марина встала и направилась в нос самолета. Денис проводил взглядом ее фигуру и вдруг искренне пожелал, чтобы именно она оказалась приставленной к нему «защитой».
Пока девушки не было, свет в салоне приглушили, стюардесса принесла всем клетчатые пледы. Когда темный силуэт девушки возник на фоне светлого прямоугольника дверного проема и распущенные волосы светящимся ореолом окружили ее голову, Денис почувствовал волнение. Когда-то, давным-давно, он уже видел такую картину — стройный темный силуэт и светящийся ореол волос, — только не мог вспомнить когда, и от этого стало тепло на душе и немного грустно. Где-то далеко внизу, если верить жизнерадостной бортпроводнице, был Атлантический океан, но верить ей почему-то не хотелось.
Марина села, поддернула джинсы на коленях:
— Так что вот это, — она обвела руками салон, — мой лебединый полет. Или лебединой бывает песня? Не важно. Теперь я не скоро смогу позволить себе пижонить и летать бизнес-классом. А почему вы в бизнес-классе? Вы не похожи на пижона. Вы сами зарабатываете на свой кусок хлеба, — она критически оглядела Дениса и уточнила: — на кусок белого хлеба с хорошим желтым сливочным маслом и икрой. По праздникам — черной, а по будням красной.
— Иногда бывает, — улыбнулся Денис.
— Это не ответ. — Она вздернула подбородок и пристально посмотрела на него. Ресницы у нее были густые и длинные, от этого глаза казались темнее и больше. — Почему вы летите бизнес-классом?
— У меня клаустрофобия, — попытался отшутиться Денис.
— Высокая цена на билет ее излечивает?
— А вы не привыкли отступать, да? — Дениса начала забавлять ее настойчивость.
— Вы не ответили.
— Вы не оставили мне такой возможности, — сдался Денис. — Просто не люблю, когда меня толкают локтями в бок. Я очень болезненно отношусь к нарушению границ моего жизненного пространства, а в бизнес-классе у меня не упираются колени. Если бы тут был первый класс, я сидел бы там. Удовлетворены?
Девушка секунду помедлила, потом сообщила:
— Не романтично, но похоже на правду… Вы так и не сказали, как вас зовут.
— Извините. Меня зовут Денис. Денис Гребски.
В изменившемся освещении салона девушка тоже стала выглядеть по-другому. Мягкие тени скрыли половину лица, но резче очертились высокие скулы и рот, который мог бы показаться слишком крупным, если бы пропорции лица не уравновешивались за счет огромных глаз под прямыми пушистыми бровями, которые девушка не выщипывала. Сейчас глаза поблескивали в полумраке влажно и загадочно.
— Денис, вы не слушаете меня. Вы меня разглядываете. Прекратите.
— Вам неприятно? — без тени иронии осведомился Денис. Настала его очередь задавать вопросы.
— Если женщина скажет, что ей неприятно, когда ее вот так разглядывают, она солжет, — проговорила Марина, прикрыла глаза, негромко добавила: — Я устала от лжи. И просто устала. Конечно, мне приятно. Но вы же сейчас начнете ко мне клеиться…
— Вам это запрещено инструкцией? — Денис попробовал забросить крючок, отлично понимая, что видеть в каждом встречном сотрудника ФБР просто глупо.
— Инструкцией? — Девушка наморщила брови, отчего между ними появилась маленькая вертикальная складочка. — Может быть, это можно назвать инструкцией. Или жизненной установкой. Одна моя подруга называла свои бзики «законом сегодняшнего дня». На больший срок ее законов не хватало.
— А у вас?
— У меня… если бы я знала, как у меня… — Девушка на мгновение погрустнела, но только на мгновение. Тряхнув головой, она предложила: — Давайте так, Денис. Сейчас постараемся немного поспать, а в Париже выпьем кофе, и вы продолжите клеиться. Идет?
Не дожидаясь ответа, она натянула плед до подбородка, как-то очень уютно устроилась под ним и уснула. Или сделала вид, что уснула. Денис последовал ее примеру в полной уверенности, что у него ничего не получится, но, не успев удивиться, через несколько минут провалился в беспокойный сон.
Его сон был зыбким и тонким, если только сны можно различать по толщине. Какая-то горькая на вкус полупрозрачная пленка, окружающая реальность. Разводы на пленке причудливо сплетались в невероятные узоры и мгновенно распадались, чтобы слиться вновь, но уже в другую картину. Смеющаяся Зоя со связанными руками весело доказывала полицейскому Лопесу, что разрешение на ее, Зоины, похороны нужно отдать именно Денису Гребски, а вовсе не какому-то другому мужчине. Во сне Зоя никак не могла вспомнить его имя, и это ее почему-то очень забавляло.
— Буковски, — во сне подсказал Денис. — Его зовут Игорь Буковски, он твой работодатель.
Но Зоя его не слышала, превратившись в Татьяну, одетую в форму пилота «Аэрофлота». Она манила Дениса пальцем, спиной вперед удаляясь в сторону леса, а когда Денис пошел за ней, то обнаружил, что ноги по колено проваливаются в зловонную черную жижу. Раскинув руки, как на картинах Марка Шагала, Татьяна летала над ним кругами, внимательно наблюдая, как он барахтался по горло в черной жиже, а на шее у нее болтался ошейник кошки Мурки. Денис удивился и хотел спросить, зачем она забрала у Мурки ошейник, но вдруг появился темный стройный силуэт с копной светящихся волос, и Татьяна исчезла. Денис почувствовал под ногами твердую почву и, раздвигая жижу руками, побрел к берегу, где судья Буллок в парике с буклями и черной мантии стучал большим черным ботинком по компьютеру и кричал по-русски:
— Ты, сучонок, не очень-то рыпайся! Я этого не люблю.
Глава 3
Президент Виктор Кучук приехал на дачу, чтобы поработать над речью ко Дню независимости. Он вообще предпочитал работать с документами не в рабочем кабинете, а в открытой беседке в саду, который вдруг неожиданно зацвел в середине августа. Было непривычно и тревожно видеть розовые цветки на ветках, где еще висели плоды. Ученые объясняли редкое явление поздней весной и какими-то изменениями климата, а старики сокрушенно качали головами и предрекали то ли суровую раннюю зиму, то ли конец света. Впрочем, старики всегда во всем видят приметы приближения конца света.