— Василий Григорьевич! — растерянно и вместе с тем укоризненно сказал Черкашин. — Это же выдумка!
— Выдумка? Меня не проведете! — продолжал наступать Плетнев.
— Какая подозрительность!
— Бросьте эти многозначительные слова!
— Что вы сказали? — возмутился Черкашин. — Я не боюсь многозначительных слов, я еще скажу вам вот что: люди погибали оттого, что… оттого, что боялись говорить о своих слабостях. А у вас их не мало, Василий Григорьевич!
Плетнев отступил, повернулся и ушел, хлопнув дверью.
Они хотят обойтись без него. Как же! Так он им и позволит! Выдумали! Проявили заботу! А где вчера были, когда с приспособлением не получалось? По углам попрятались. А сегодня, когда все ясно, когда он и думать об отпуске забыл, — на тебе! Он никуда не поедет. Он их научит считаться с ним, заставит уважать человеческое достоинство… Чертов день! Весь на нервах! Только вечер обещает некоторое успокоение. Сегодня же старый Новый год. Вечеринка. «Междусобойчик!» Очень забавное слово, Софья Анатольевна говорит, что это она его выдумала!
Плетнев, к своему огорчению, вспомнил, что Софья Анатольевна просила непременно пригласить Черкашина. Просьба звучала как приказание, и теперь это тоже возмутило Плетнева.
«Не буду приглашать! Ну его к черту! — сердито подумал он, возвращаясь к себе в отдел. — Лучше я Женю приглашу!»
Ему показалось, что Женя сочувственно и даже ласково посмотрела на него.
Перед самой войной Женя вышла замуж за Стропилина. В первые же дни войны Федю мобилизовали на фронт. Женя тоже хотела пойти с ним. Почти все девчата, с которыми она дружила, записались в санитарный батальон. Она не хотела оставаться в тылу, но Федя сказал ей на прощанье: «Если уйдешь, мне тогда не вернуться — убьют меня. Ты одна у меня на свете… Жди». Уходивший вместе с ним Бабкин одобрил, правда, не без усмешки: «Оставайся. Жаль, меня некому ждать…» и Женя осталась. Жизнь ее была спокойной, сосредоточенной. Работала она внимательно, вдумчиво. Прежде чем провести линию на чертеже, вглядывалась в нее, старалась понять, что чертила. Не стало той бездумности, того желания, которого раньше она не скрывала: поскорее бы закончить работу, оставить чертеж и забыть о нем до завтра. Ходила Женя в солдатской стеганке, как ходили многие женщины. Но если для некоторых это было модой военного времени, то для Жени казалось естественным: в стеганке было теплее. Зима была необычной даже для Урала. И потом стеганка ка-то скрадывала красоту, делала неприметнее, уберегала от мужских откровенных взглядов.
— Женя, вы знаете, — сказал Плетнев весело, — сегодня старый Новый год… Не хотите ли встретить? Будут все свои…
— Старый Новый год?.. Получается немного смешно… Не хочу. Мне одной будет скучно…
— Почему одной?
— Если бы Федя был…
— Вот как! Кстати, что он пишет?
Женя достала истертый розовый конверт, вынула из него письмо и подала Плетневу.
— Стихи? — удивился тот, пряча усмешку: — «Жди меня и я вернусь…» Вспоминаю! Я читал это в газете, еще летом. Он что — за свои выдает?
Женя взяла письмо и ничего не сказала.
Плетнев пробормотал извинение и вышел… Еще задолго до войны он с подчеркнутым сожалением говорил о том, что родился поздно и не воевал. Как-то в разговоре с Леоновым он сказал после столкновения с Сергеем Сергеевичем: «Ничего, придет еще солдатская пора, призовут нас, пойдем повоюем… Пусть уж другие бумажным щитом обороняются, а пером, что копьем, нападают. В бою добудем себе награды!» Едва началась война, он «забронировался».
В трамвае Плетнева притиснули так, что он вынужден был упереться руками в заиндевелую стенку задней площадки. Рядом оказалась молодая женщина. Несмотря на страшную давку, она с улыбкой поглядывала на окружающих, улыбнулась и ему:
— В тесноте, да не в обиде…
В солдатской шинели, добытой неизвестно каким образом, в новой мерлушковой шапке-ушанке, он выглядел строго, но привлекательно.
— Да, — неопределенно ответил Плетнев. Он всегда относился с предубеждением к людям, особенно к женщинам, которые заговаривают с незнакомыми.
— Меня тоже притиснули… Ничего, бывает, — продолжала она улыбаться.
— Иногда можно так притиснуть! — заметил какой-то паренек и подмигнул.
Женщина рассмеялась и посмотрела на Плетнева. Он невольно улыбнулся, подумал: недурна, должно быть, ищет интересных встреч. Что ж, бывают и такие. Они способны скрасить трудную и скупую на обыденные радости жизнь. И, поддаваясь движению минуты, Плетнев наклонился к соседке и тихо проговорил: