В это время в комнату медленно, вразвалку вошел Мохим с трубкой в руке. Возвратившись из конторы, Мохим сначала обедал, а потом, набив рот бетелем и захватив с собой еще несколько пакетиков пана, отправлялся на улицу посидеть и покурить. Обычно там к нему присоединялись приятели, жившие по соседству. И они все вместе шли в гостиную играть в карты.
Как только Мохим вошел в комнату, Гора замолчал и поднялся с кресла. Попыхивая трубкой, Мохим проговорил:
— Заняты спасением Индии? Лучше бы ты, Гора, собственного брата спас.
Гора посмотрел на него.
— У нас в конторе появился новый начальник, — продолжал Мохим, — морда, как у бульдога, негодяй, каких мало! Всех бабу называет не иначе, как «Baboon»;[6] если у кого какое несчастье дома, не верит, орет: «Врешь!» — и не отпускает домой; никто из бенгальцев теперь не получает целиком жалованья, половину съедают штрафы. Так вот, недавно о нашем начальнике в газете появилась статья, и он считает, что это моя работа. Сказать правду, не так уж он далек от истины. Он грозится уволить меня, если я не напишу энергичного опровержения и не подпишусь под ним полным именем. Вы двое, краса и гордость университета, должны помочь мне сочинить это письмо. Оно должно быть пересыпано такими выражениями, как «беспристрастие и справедливость», «неизменное великодушие», «чуткий подход» и так далее.
Гора продолжал молча смотреть на брата, а Биной рассмеялся:
— Дада, как можно одним духом выпалить столько ложных утверждений?
— А что же, с мошенниками и поступают по-мошеннически. Я с англичанами давно имею дело и знаю их хорошо. Врут они здорово, этого у них не отнимешь. Если нужно, ни перед чем не остановятся. Когда кто-нибудь из них начинает врать, все остальные, как стая шакалов, воют в унисон, не то что наш брат — перекинется на чужую сторону и еще очень этим гордится. Нет, надувать их не грех, лишь бы не попасться. — И Мохим расхохотался. Биной тоже не мог сдержать улыбки.
— Вы думаете смутить их, бросая им правду в лицо, — продолжал Мохим. — Э, да если бы боги не наградили нас куриными мозгами, разве была бы наша страна в таком положении? Пора бы вам понять, что заокеанский громила не понурит стыдливо голову, если его застукают, когда он грабит квартиру. Наоборот, он замахнется на вас же отмычкой в полном сознании своей невиновности. Разве неправда?
— Правда, что и говорить, — ответил Биной.
— Ну, а если вместо этого вы немного польстите ему — что совсем нетрудно — и скажете: «О, святой праведник! Пожалуйста, кинь нам что-нибудь из своей сумы, хотя бы щепотку пыли», — то в этом случае, возможно, кое-какие вещи вы и получите обратно, и к тому же все обойдется тихо и мирно. Быть рассудительным и значит быть патриотом. Но мой брат изволит гневаться. С тех пор как он превратился в правоверного индуиста, он стал очень уважать меня, своего старшего брата, однако сегодня, я вижу, мои слова не производят на него должного впечатления. Но что прикажешь делать, Гора? Нужно сказать правду и о лжи. Так вот, Биной, я хочу, чтобы вы написали мне это письмо. Подожди здесь, я уже сделал кое-какие наброски, сейчас принесу. — И, посасывая трубку, Мохим вышел.
Гора повернулся к Биною:
— Бину, будь другом, пойди, займи его разговором и не пускай сюда, пока я не кончу свою работу.
Глава пятая
Анондомойи постучала в дверь молельной мужа.
— Ты слышишь меня? — сказала она. — Не бойся, я не войду. Только прошу тебя, когда кончишь молитву, зайди в мою комнату, мне надо поговорить с тобой. Я ведь знаю, раз уж в доме появился новый саньяси, значит, скоро я тебя не увижу. Пришлось идти с приглашением. Так не забудь же зайти, когда освободишься.
И Анондомойи снова вернулась к домашним делам.
Кришнодоял-бабу был темнолицый, среднего роста, полный человек. В лице его, почти сплошь заросшем густой седеющей бородой, приковывали внимание огромные яркие глаза. Он носил желтые шелковые одежды, деревянные сандалии и, подобно саньяси, никогда не расставался с медным кувшином. Он уже начал лысеть, но на затылке и висках волосы были еще густые и длинные, и Кришнодоял закладывал их в узел на макушке.
В прежние времена, живя на западе, он водил дружбу с солдатами-европейцами, так же, как они, ел мясо и с удовольствием пил вино. Тогда Кришнодоял считал мужественным поступком оскорбить первого встречного священнослужителя или вишнуита-саньяси.[7] Не то было теперь. Теперь он стал ревностным последователем религиозного учения правоверных. Он готов был учиться у каждого саньяси в надежде постигнуть новые пути, которые приблизили бы его к богу, ибо страстное желание Кришнодояла-бабу найти простейший способ спасения поистине не знало границ, так же как и его стремление овладеть таинственными магическими силами. Последнее время он усердно изучал тантры,[8] и потому неожиданная встреча с буддийским священником особенно взволновала его.
7
Вишнуит-саньяси — аскет, отшельник, поклоняющийся Вишну как высшему божеству. В Бенгалии вишнуизм получил особенно большое распространение благодаря широкому крестьянскому антифеодальному движению и деятельности Чойтонно — выдающегося индусского реформатора XVI в. Проповедь Чойтонно, выдвинувшего в противовес «пути спасения посредством знания» «путь любви к всевышнему», отвечала интересам народных масс. Бенгальские вишнуиты избрали в качестве объекта поклонения одно из земных воплощений Вишну — Кришну.
8
Тантры — ритуальные книги шактизма — религиозной секты индусов, поклоняющихся культу богини Шакти — женской ипостаси многих божеств. Тантризм, будучи связан с народными верованиями на ранних стадиях развития земледелия, в своей жизненной практике широко пользовался алхимией, астрологией, магией.