Рассказ о клестах так понравился старику, что он купил их пару: одного пёстренького как цветной мрамор, всего в крапинках, другого серо-зелёного; он знал, что птички эти скоро делаются ручными и хорошо знают хозяина. Принёс он всех новых птиц, пять штук, в одной клетке и решил им устроить у себя хорошее житьё.
Долго думал старик, как бы это сделать и, наконец, додумался. На другой день, рано утром, когда к нему с чёрного хода у кухонной двери позвонил чухонец, привозивший ему всегда молоко, он вышел к нему и сказал:
— Вот что, милый человек, молоком твоим я очень доволен; знаю я, что привозишь ты мне его всегда на своей лошадке прямо из Парголова, где у тебя свой домик и свои коровы. Нет ли у тебя там и своего лесочка? Хотелось бы мне купить хорошую ёлочку, не очень высокую, а так, чтобы вошла в комнату и встала в углу под потолок.
Чухонец отвечал, что он как раз теперь строит себе новый домик и расчищает для этого небольшой клочок земли, на котором растут ёлочки, которые надо теперь срубить. Сторговался старик с молочником, и тот взялся привозить когда надо небольшую ёлку, — старую брать, свежую ставить.
На другой же день чухонец привёз ему ёлочку, и, когда он нёс её по чёрной лестнице наверх, то дворники и встречные кухарки смеялись и спрашивали:
— Не Рождество ли захотел справлять старик? Не сбился ли он в числах, так как теперь был уже конец января?
Всех удивляло, зачем понадобилась старику ёлка, а старик очень обрадовался ёлке. Он поставил в угол большую кадку, сперва насыпал туда песку, а потом воткнул туда ёлку. Стоит зелёное дерево прямо как большой цветок в садовом горшке; ветви широкие, свежие, воздух в комнате стал такой смолистый, вся комната от ёлки стала нарядная и точно весёлая. Возле кадки, на полу, поставил старик две сковороды: в одну насыпал всякого свежего корма, в другую налил воды, затем подошёл к клеткам, отворил дверцы и отошёл в сторонку, чтобы не пугать птичек.
Робко вскочил чижик на порог открытой дверцы, повернул свою головку направо, налево, увидел дерево, чирикнул от радости, затрепетал крылышками да вдруг, почуяв свободу, порхнул и полетел прямо на дерево. За ним вылетели крошки-малиновки, часто-часто замахали крылышками и тоже опустились на зелёные веточки ёлки. И снегири, и клесты, все почувствовали, как запахло в комнате свежим лесом, все воспользовались предложенной им свободой и, разместившись по ветвям дерева, чистили носики, встряхивали пёрышками, перекликались. Толстый снегирь первый заметил воду, слетел вниз и начал купаться. От его широких, крепких крыльев брызги так и летели во все стороны. Его примеру последовали и другие, даже крошечные малиновки, которым сковорода казалась слишком глубокой, сидели на её краешке, беспрестанно нагибали головки и как бы черпали воду носиками, отбрасывая её себе на спинки. Чистоплотные птички так долго сидели у продавца на Щукином дворе в тесных клеточках, что теперь с особым наслаждением купались, чистились, прибирались на полной свободе. Так как птицы умеют говорить между собою, то на своём птичьем языке они, вероятно, очень хвалили доброго человека, сумевшего устроить им такое хорошее житьё. С этого дня птички доставляли действительно много удовольствия старику. Теперь, когда он шёл по парадной лестнице к себе наверх, он уже не сидел подолгу на стульях, не читал газеты, ему теперь идти было веселей, и всё хотелось скорее быть дома. С третьего этажа он уже слышал голоса своих птичек и чем выше поднимался, тем голоса их становились громче и веселей.