– Убирайтесь отсюда, – закричала она. Гортанная ее речь напоминала говор жителей деревни, где мы провели минувшую ночь. – Жена Томаса уже получила свой урок, и он пошел ей на пользу. Теперь она больше не будет донимать своего мужа бранью. Отныне они станут жить в мире и согласии. Через час ее отпустят. Хватит с нее.
Дети отступили на безопасное расстояние, осыпая жену Томаса насмешками и оскорблениями.
– Я смотрю, здесь, вдали от столицы, царят весьма мягкие нравы, – изрек Марк.
Я кивнул в знак согласия. В самом деле, несчастным, прикованным к лондонским позорным столбам, зачастую достаются не тухлые яйца и гнилая капуста, а град камней, выбивающих глаза и зубы.
Мы выехали из города и направили лошадей по дороге, ведущей к монастырю. По обеим сторонам дороги тянулись унылые болота – заросли тростника и лужи гниющей воды. Меня до крайности удивляло, что через эту зловонную трясину проложены тропы и дороги; однако это было именно так, иначе встречавшиеся нам люди непременно сбились бы с пути.
– Некогда Скарнси был процветающим морским портом, – сообщил я. – Но где-то столетие назад берег моря стал заболачиваться, и ты видишь сам, к чему это привело. Неудивительно, что ныне город пришел в запустение. По этому каналу едва может пройти рыбачья лодка.
– Но как горожане зарабатывают себе на жизнь?
– Рыбной ловлей и фермерством. Полагаю так же, что они занимаются контрабандой. Провозят кое-какие товары во Францию. Им все еще приходится выплачивать пошлины монастырю, чтобы монахи, это сборище бездельников, ни в чем не нуждались. Дело в том, что порт Скарнси был дарован в качестве награды одному из рыцарей Вильгельма Завоевателя. А тот пожертвовал земли ордену святого Бенедикта и построил этот монастырь. Разумеется, взяв деньги из английской казны.
Внезапно тишину нарушил перезвон колоколов, донесшийся со стороны монастыря.
– Похоже, монахи заметили нас и бьют в колокола в честь нашего прибытия, – со смехом предположил Марк.
– Что ж, если это так, у святых братьев зоркие глаза. А может, это одно из их чудес. Клянусь кровью Спасителя нашего, эти колокола трезвонят ужасно громко.
Когда мы приблизились к стенам монастыря, колокола все еще оглушительно гудели. Мне казалось, перезвон эхом отдается у меня под черепом. Я страшно устал, как и всегда к концу дня, проведенного в седле; спина моя разболелась немилосердно, и я ехал, неуклюже распластавшись на широкой спине Канцлера. Однако, приблизившись к воротам монастыря, я поднял голову и по возможности принял гордый вид – с самого начала следовало произвести на монахов должное впечатление. Лишь сейчас я оценил, в каком большом монастыре мы оказались. Высота стен, покрытых штукатуркой и выложенных мелкой галькой, составляла не менее двенадцати футов. Территория, огороженная этими стенами, тянулась от дороги до самого края болот. Немного впереди в стене виднелись огромные железные ворота; мы заметили телегу, груженную бочками и запряженную двумя здоровенными лошадьми. Издавая пронзительное громыхание, телега двигалась в сторону города, то есть навстречу нам. Поравнявшись с нами, возница приподнял шляпу в знак приветствия.
– Пиво, – заметил я.
– Пустые бочки? – изумился Марк. – Это монахи столько выпили?
– Нет, почему же, полные. Монастырю принадлежит монополия на снабжение города пивом. Так что монахи могут устанавливать какую угодно цену. Это записано в монастырском уставе.
– Значит, если кто из местных жителей напьется вдрызг, то только благодаря священному пиву?
– Именно так. Кстати, монастыри довольно часто занимаются пивоварением – дело это, как ты понимаешь, прибыльное. Основатели-норманны создали монахам все условия для безбедного существования, лишь бы те исправно возносили молитвы о спасении их душ. В результате все остались довольны, за исключением тех, кому пришлось за это платить. Слава Богу, этот трезвон, наконец, прекратился. – Я издал вздох облегчения. – Ну, поехали. Следуй за мной и держи язык за зубами.
Мы подъехали к массивным железным воротам, украшенным резьбой в виде геральдических животных. Разумеется, ворота были на запоре. Взглянув наверх, я заметил, что в окне домика привратника мелькнуло чье-то лицо и тут же исчезло за занавеской. Я спешился и постучал в небольшую калитку, расположенную рядом с воротами. Через несколько минут, она распахнулась, и пред нами предстал высокий, лысый, как колено, человек в грязном кожаном фартуке. Он смерил нас неприветливым взглядом и проскрежетал:
– Что надо?
– Я – посланник короля, – изрек я ледяным тоном. – Будьте любезны проводить нас к аббату.
В глазах привратника зажглись подозрительные огоньки.
– Мы никого не ждем, – пробурчал он. – Это закрытый монастырь. У вас есть бумаги?
Я сунул руку в карман камзола и протянул ему бумаги.
– Насколько мне известно, данный монастырь, носящий имя святого Доната, принадлежит бенедиктинскому ордену. А бенедиктинский орден отнюдь не является закрытым. Люди могут свободно входить в стены обителей этого ордена. Или, может быть, мы сбились с пути и попали в другой монастырь? – спросил я, придав своему голосу изрядную долю сарказма. Невежа-привратник мрачно взглянул на меня исподлобья, затем скользнул глазами по бумагам – было ясно, что он не умеет читать, – и вернул их мне.
– Вы обогатили их содержание парой жирных пятен, старина, – усмехнулся я. – Кстати, как вас зовут?
– Багги, – буркнул он. – Я провожу вас к отцу аббату, господа.
Он отошел в сторону, и мы въехали в калитку, оказавшись среди мощных колонн, поддерживающих домик привратника.
– Пожалуйста, подождите.
Я кивнул, и привратник заковылял прочь.
В ожидании я прогуливался меж колонн, рассматривая внутренний двор монастыря. Прямо передо мной возвышалась величественная церковь, построенная, как и все прочие монастырские сооружения, из белого французского известняка, ныне пожелтевшего от времени. Церковь была выдержана в норманнском стиле, окна у нее были широкие, и она совершенно не походила на современные храмы с их узкими стрельчатыми окнами и высокими арками, уходящими в небеса. Благодаря тому, что длина здания составляла не менее трех сотен футов, а высота обеих башен – всего около ста, церковь казалась грандиозным, но приземистым сооружением, пустившим в земле корни.
Слева, у дальней стены, я разглядел обычные служебные помещения – конюшни, мастерскую каменотеса, пивоварню. Во дворе кипела бурная деятельность, знакомая мне по Личфилду: торговцы и ремесленники сновали туда-сюда, обсуждая дела с монахами, которых легко можно было отличить по бритым головам и черным сутанам ордена бенедиктинцев; я заметил, что сутаны эти сшиты из превосходной тонкой шерсти и из-под них видны добротные кожаные башмаки. Земля во внутреннем дворе была утоптана множеством ног и усыпана соломой. По двору носилось несколько крупных шотландских овчарок – они сотрясали воздух лаем и беззастенчиво справляли свои естественные надобности. Иными словами, во дворе монастыря царила оживленная деловая атмосфера, отнюдь не соответствующая предназначению удаленной от мира святой обители.