Понемногу он расходится и вдруг - с чего это, черт возьми, он так раскудахтался? - запевает во весь голос, покачиваясь в такт песне.
- Эй, ты! - кричит Феделеш Гейза. - Кто с нами не пьет, тот и не поет. Пой себе дома, Гордубал!
- Или Штепана пошли сюда, - вставляет Федюк, - он, говорят, поет почище твоего.
Юрай встает, громадный, долговязый, макушка под потолок.
- Пой себе, Гейза, пой, - говорит он мирно, - я все равно домой собрался.
- А чего дома-то делать? - ухмыляется Феделеш Михал. Там у тебя батрак есть.
- Богач нашелся! - роняет Гейза. - Батрака для жены нанял...
Гордубал быстро оборачивается.
- Гейза! - процедил он. - Ты про кого это?
Гейза насмешливо глядит на него и покачивается на носках.
- Про кого? Есть тут у нас один.
Мужики поднимаются с лавок.
- Оставь его, Гейза, - уговаривает Варварин.
Кто-то берет Гордубала за плечи и дружески тянет из трактира.
Гордубал вырывается и вплотную подходит к Феделешу.
- Ты про кого это? - повторяет он хрипло.
- Есть у нас дурень один, - раздельно произносит Феделеш Гейза, - и вдруг точно стегнув Гордубала хлыстом. - А потаскух, как Полана, хватает.
- Идем, - ревет Гордубал и проталкивается к выходу. Гейза спешит за ним, торопливо раскрывая в кармане нож. Эй, берегись Гордубал, получишь удар в спину! Но Гордубал, знай, пробирается к дверям, а Гейза за ним, крепко зажав в кулаке нож так, что даже рука вспотела.
Все бросаются вон из трактира. Юрай поворачивается к Феделешу.
- Ты! - хрипит он. - Ну, подходи.
Гейза тяжело дышит и, пряча нож за спиною, готовится к прыжку. Длинными, как оглобли, ручищами Гордубал обхватывает Гейзу, прижав ему руки к бокам, подымает на воздух, поворачивается и кидает оземь. Гейза, присев, сипит от ярости.
Снова поднимает его Гордубал и снова швыряет оземь, словно толчет щебень. И вдруг у Гейзы подламываются ноги, он падает навзничь, разметав руки и - трах! - стукается головой о какую-то кадушку - и вот лежит замертво, - не человек, а куча тряпья.
Гордубал тяжело дышит и поводит налитыми кровью глазами.
- Откуда я знал, что там кадушка? - бормочет он, точно оправдываясь.
Но тут на его голову обрушивается удар. Второй, третий. Два, три, четыре человека сосредоточенно колотят Гордубала доской по голове, так что гул идет.
- Отстаньте, - рычит Гордубал, размахивая в темноте руками, бьет кого-то по носу и падает, тщетно порываясь встать.
- Дерутся! - вопит чей-то голос. Гордубал приподнимается и валится снова; удары сыплются на него со всех сторон, он со стоном еще раз пытается встать...
- Вы чего тут! - раздается чей-то торопливый, задыхающийся голос; кнут хлещет по пыхтящему клубку тел. Кто-то ревет от злости. Эй, берегись ножа! Но Василь Герич тяжело переводит дыхание и помахивает бичом над распростертым Гордубалом.
Юрай силится встать.
- Проваливайте отсюда! - бушует староста, щелкая кнутом...
Эх, не будь ты староста, попало бы и тебе...
Да не в том дело, что староста - а просто здорово дерется Василь Герич. Вот уж и бабы решились выйти на улицу и, сложив руки на груди, поглядывают на трактир.
Юрай Гордубал снова пытается встать, голова его на коленях у Василя, кто-то обмывает ему лицо.
Это Пьоса.
- Это не честный файт[40], Василь, - бормочет "американец". - Сзади и двое на одного.
Эх, Юрай, шестеро их было, голубчик, а не двое, и все с досками от забора. Дубовая у тебя голова, Юрай, ежели не треснула пополам.
- А что Гейза? - беспокоится избитый.
- Гейза свое получил, - говорит староста. - Унесли его.
Юрай удовлетворенно вздыхает.
- Не станет теперь распускать язык, сволочь эдакая, ворчит он и пытается подняться. Слава богу, полегчало, он уже стоит на ногах, держась за голову. - За что они на меня? - удивляется он. - Пойдем выпьем еще, Василь. Не дали мне спеть, проклятые!
- Ступай домой, Юрай, - уговаривает староста. - Я тебя провожу. Неровен час, еще подкараулят тебя.
- Очень я их боюсь! - говорит Гордубал и, пошатываясь, бредет домой.
Нет, я не пьян, Полана! Побили меня в корчме. - А за что побили? - Просто так, голубушка, шутки ради. Силою мы померились с Феделешем Гейзой.
- А знаешь, Василь, - оживившись, начинает Юрай, - у меня в Америке тоже был "файт". Кинулся на меня с молотком один майнер. Немец, что ли. А только другие отобрали у него молоток и поставили нас в круг. Деритесь голыми руками. Эх, Василь, крепко мне тогда досталось по роже, а немца я все-таки уложил. И никто не мешался в нашу драку.
- Слушай, Юрай, - строго перебивает Герич, - не ходи больше в корчму. Не то опять быть драке.
- Да почему? - дивится Гордубал. - Я к ним не лезу.
- Ну, - не сразу отвечает староста, - надо же им подраться? Иди спать, Юрай. А завтра - уволь своего батрака.
Гордубал нахмурился.
- Что ты болтаешь, Герич? И ты тоже лезешь в мои дела?
- Зачем держать чужака в доме? - настаивает Василь. Иди, иди спать. Эх, Юрай, не стоит Полана того, чтобы за нее дрались.
Гордубал останавливается как вкопанный.
- И ты туда же? Такой же, как они! - произносит он наконец. - Не знаешь ты Полану. Только я один ее знаю, а ты... Ты не смей...
Василь дружески кладет ему руку на плечо.
- Юрай! За восемь лет нагляделись мы на нее...
Гордубал гневно сбрасывает его руки.
- Проваливай, проваливай, не то... Пока я жив, Герич, видит бог, с этого дня не знаюсь с тобой. А был ты мне лучшим другом.
И, не оборачиваясь, Гордубал плетется домой, Герич фыркнул в ответ и еще долго тихонько ругался в темноте.
XIV
Утром Штепан запрягает лошадей - собрался в степь. Из хлева выползает Гордубал, опухший, страшный, глаза налиты кровью.
- Я поеду с тобой, Штепан, - объявляет он кратко.
Н-но! И телега мчится по деревне. Юрай не глядит ни на встречных, ни на коней. Выехали за околицу.
- Стой, - приказывает Гордубал, - слезай с телеги. Поговорить надо.
Штепан дерзко рассматривает побитое лицо хозяина. Чего, мол, тебе?
- Слушай, Манья, - нетвердо начинает Гордубал, - по деревне сплетни ходят про Полану и про тебя. Все это вранье я знаю, но надобно с этим покончить. Понял?
Штепан пожимает плечами.
- Нет, не понял.
- Надо тебе уйти от нас, Штепан. Ради Поланы. Заткнуть людям рты. Так надо, понял?
Штепан нагло в упор глядит на Гордубала. Тот отводит взгляд.
- Понял.
Юрай машет рукой.
- Так. А теперь езжай.
Манья стоит, сжав кулаки, - кажется, вот-вот бросится на Гордубала.
- Делай свое дело, Штепан, - ворчит Гордубал.
- Ну ладно! - цедит сквозь зубы Штепан, прыгает в телегу, замахивается кнутом, - и раз! - хлещет коней по головам.
Кони попятились, заплясали и рванулись вперед бешеным скоком. Телега понеслась, бренчит на лету, вот-вот рассыплется на куски.
Гордубал стоит па дороге, глотая пыль, потом медленно поворачивается и, понурив голову, идет домой. Эх, Юрай, так ходят старики!
XV
За одну неделю сильно сдал Юрай; казалось, у него кости стучат. Да как тут не похудеть, скажите на милость: пустяк ли это, - утром убраться, поросят накормить, почистить коней, выгнать коров в стадо, вычистить хлев, ребенка отправить в школу.
Потом на лошадях в степь - пора убирать кукурузу.
В полдень - домой, сварить для Гафьи обед, напоить коней, засыпать корму птице - и снова в степь, опять работа. А к вечеру тоже надо спешить домой, сготовить ужин, позаботиться о скотине, да еще неумелыми руками зашить Гафье юбчонку. Растет ребенок, играет, долго ли порвать одежду? Нелегко поспеть всюду, трудно не упустить чего-нибудь. Вечером вялится Гордубал на солому, как чурбан, но долго не может уснуть от тревоги. А вдруг забыл что?.. Ах, боже мой, ну конечно, забыл! Не полил цветы на окнах. И, кряхтя, встает Гордубал и плетется за лейкой.