Освежившись и отведав «славянских» деликатесов, Александр Прохорович пришёл в себя и уже бодро доложил начальнику об успехах. Спиридон тушевался и только изредка вставлял нужные уточнения.
- Молодцы! – похвалил Собакин. – У меня тоже есть кое-что новенькое. Пришло сообщение от нашего агента: Турусова ездит на Арбат, в Филлиповский переулок, где снимает квартиру. Я сразу отправился туда. Хозяйка дома: вдова коллежского асессора, некто Клюева, личность - ничем не примечательная. Уже около года она сдаёт флигель даме, которая там тайно встречается с мужчиной. Вопрос о приличии закрылся большой суммой платы за квартиру. Эта квартирантка никогда не снимает вуали и называет себя Татьяной Ивановной. Бывает она там регулярно, часа два-три, и всё больше к вечеру, но ночевать никогда не остаётся. Мужчина приезжает с ней или появляется позже. Кто таков никто не знает: должно быть прячет лицо. Прислуга в доме Клюевой говорит, что он плотного сложения, выше среднего роста, не старый. Любовники пользуются садовой калиткой, которая выходит в тихую часть переулка.
- Неужели родные дядя с тётей виноваты в исчезновении племянницы?! - удивился Ипатов.
- Никаких выводов, Ипатов! Лариса Аркадьевна вполне может иметь любовника. Мы обязательно выясним её личные обстоятельства, но сейчас самое важное: приезд неизвестного господина с Анастасией к стенам городской больницы. Что было дальше? Это уже след и мы по нему не пойдём, а побежим, как хорошие ищейки. Девушка этого человека хорошо знала: иначе не пошла бы за ним одна, на ночь глядя. По всей вероятности, он сообщил ей в письме что-то такое, отчего она, не раздумывая, поехала с ним, даже не предупредив своего кучера. Кто же это мог быть? Мелецкий? Он точно в Петербурге. Добронравов? Он в то время подплывал на барже к Москве. Из близкого окружения остаются без внятных алиби: дядя, доктор Зяблицкий, в какой-то чрезвычайной ситуации – Шварц. Или это был совершенно незнакомый нам человек, которому она доверилась из-за письма. Срочно нужно выяснить, что делали все перечисленные мною лица в тот злополучный вечер. Итак, главное направление нашей работы на завтра: алиби трех мужчин, городская больница и напоследок: интимная жизнь Турусовой.
Спозаранку сыщики разъехались кто куда. Собакин с Ипатовым - в своем обличье, Канделябров – в таком замызганном рванье, что уходя последним, запирал дверь рукой, обмотанной салфеткой.
Около трёх пополудни, все, как сговорившись, вернулись домой. Уже за обедом – время было дорого – началось очередное совещание. Брюс объявил: «Без чинов!». Александр Прохорович впервые видел Спиридона за столом. Причем, тот успевал и есть и обслуживать своих сотрапезников, сохраняя такое достоинство, что представлялось, будто за столом сидит один человек, а подает другой.
Сначала слово предоставили Ипатову. В день исчезновения девушки, Арефьев и Турусова весь день провели дома, о чем заявляет вся прислуга. Управляющий находился у себя на квартире до полудня, а потом уехал в Сибирский торговый банк. Ипатов проверил: это - правда. Немец вернулся домой около половины пятого - прямо перед отъездом Анастасии в монастырь. Потом, со слов самого Шварца, он был дома безотлучно. Проверить это нет возможности: прислуга в большом доме его не видела, а во флигель, где тот живёт, не ходила. Следовательно, управляющий мог выйти незаметно в любое время, тем более, что у него, как оказалось, есть запасные ключи от ворот.
Заговорил Собакин. Зяблицкий снимает квартиру на Большой Никитской в доходном доме, где проживает, в основном, университетская и консерваторская профессура. Дом большой, с тремя подъездами в четыре этажа. Доктор обитает там на холостяцкую ногу. Прислуга у него приходящая: сметёт пыль, отдаст бельё в стирку, вымоет пару стаканов из-под пива и всё. Словом, Михаил Лаврентьевич ведёт свободный образ жизни: дома не сидит. Бывает, что и остаётся ночевать в Университете или в больницах, где практикует. В таких случаях он приезжает в квартиру утром, переодевается и опять исчезает на неопределённое время. В тот день прислуга у него не была и ничего рассказать не может. Равно, как и дворник, который «не нанимался посреди ночи каждый раз отпирать докторам ворота», а потому, всем жильцам-медикам раздал ключи, «так как, врачебная надобность бывает и ночью». Ничего не добившись от стража, Собакин поехал в Городскую больницу. Как оказалось, Зяблицкого там хорошо знают. Он бывает на консультациях, операциях, приводит студентов на практику, отбирает безымянные трупы в анатомичку Университета. В тот день врачи и больничный персонал его не видели.
Тут вмешался Канделябров:
- Был он там! Осип, ночной сторож, который постоянно дежурит у боковых ворот со стороны Нескучного сада, рассказал, что видел его тем вечером, но не на территории больницы. Зяблицкий шёл снаружи вдоль ограды под руку с молодой женщиной. Сторожу показалось, что она больна: та всё время спотыкалась. Они сели в карету и уехали. Осип слышал, как доктор сказал кучеру: «К Донскому!».
- Что за карета? – спросил Собакин.
- Ихняя, больничная. Кучер нашёлся сразу.
- Отлично. Что он сказал?
- А ничего не сказал, потому, что был мёртв. В ту же ночь его нашли бездыханным около кареты, на Малой Калужской. Это совсем рядом с монастырем. Вскрытие показало отравление цианидом. Рядом валялась бутылка из-под водки с остатками этой отравы. В карете на сидении обнаружено какое-то тряпьё: длинный плащ с капюшоном и старое рваное одеяло.
- Так, значит всё-таки Зяблицкий. Но какой мотив, вот вопрос! – озабоченно проговорил Вильям Яковлевич и поинтересовался: – Как ты нашёл этого Осипа? Когда я там был, сторожка была на замке.
- В кабаке у Калужских ворот, в дымину пьяного.
Ипатов молчал в совершенном изумлении.
Спиридон описал ситуацию в своем репертуаре:
- Либо у доктора с этой Арефьевой шашни были, либо он действовал по чьему-то наущению. Понятное дело: медик. Ему человека на тот свет отправить – раз плюнуть.
Начальник встал из-за стола.
- Время действовать. Прежде, чем брать Зяблицкого, быстро едем в Донской! На месте осмотримся и там уже решим, что делать дальше, – скомандовал он.
- А может, Арефьева жива и всё это только шутка? – неуверенно предположил Ипатов.
- Ну, тогда я этих шутников… - грозно проговорил Собакин, выходя из дома.
Сыщики в каких-нибудь сорок минут лихо домчались до Донского монастыря. Пройдя внутрь, троица рассыпалась по территории. Собакин пошел к настоятелю, Ипатов к сторожам, Канделябров отправился ходить с «приглядом». Через полчаса сошлись на высокой паперти большого пятиглавого собора. Вильям Яковлевич объявил, что Зяблицкий здесь бывает, как врач. Он свидетельствует о любой смерти, случившейся в стенах обители, официально заверяет случаи перезахоронений, если надо: бесплатно лечит монастырских. Отзывы о нём хорошие.
Всё время, пока говорил начальник, Александр Прохорович приплясывал от нетерпения и при первой же паузе выпалил:
- Сюда, сюда он привез Арефьеву! Сторожа показывают, что Зяблицкий внёс её на руках. Дескать, проезжали мимо – даме стало плохо. Доктор сказал им, что отнесёт её в часовню, ту, что позади собора, чтобы не беспокоить попусту братию, которые все ещё были на службе. Минут через двадцать Зяблицкий её опять вынес и сказал, что женщине не лучше, и потому, он повезёт её в больницу.
- Пошли к сторожам! – скомандовал Собакин и первым бросился к воротам.
Монастырские сторожа были крепкие деревенские ребята.
- Расскажите-ка мне ещё раз, как доктор заходил и выходил из монастыря, – напористо допрашивал их сыщик.
- Ну, стуканул он нам в ворота. Мы окошко открыли – смотрим, а это наш Михайло Лаврентич стоит и на руках кого-то держит.
- Вы видели кого?
- Нет, темно было. Но, судя по подолу – женщина. Ноги были видны в полусапожках.