Из строя вышел парень с описанными приметами: высокий, плечистый, с непокорными вихрами светлых волос и простецким лицом, главным украшением которого являлся непомерно мясистый и почти бесформенный нос. Один из тех немногих узников, которым можно смело дать двадцать лет, а то и больше. Внешне очень похож на Айлефа, то есть — классический крестьянин.
— Имя! — требовательно произнес Файеррис.
— Мардукс.
— Почему ты здесь, Мардукс?
— Я это… — Парень потупился, неловко шмыгнул носом, севшим голосом продолжил: — Я как бы испортил девицу.
— Ты не очень-то похож на героя-любовника, которому все деревенские девицы готовы отдать самое дорогое, что у них есть. Так что говори прямо — ты насильник.
— Что вы, как можно, конечно, нет.
— За испорченную девицу не отправляют на земли Краймора, если она, конечно, не королева. Но я не представляю, каким образом такой баран, как ты, может оказаться поблизости от особы королевской крови. К тому же у тебя такой вид, будто ты твердо вознамерился умереть девственником, поклявшись в этом перед алтарем, и пока что клятву не нарушил. Так что там на самом деле произошло?
— Та девица была не из простых.
— Да тебе портовая шлюха за семь горстей золотых не даст, достаточно сказок про благородных девиц, я уже наслушался этого добра.
— Но я говорю правду. Она понесла от сына управляющего, про это все знали. Только отцу сказали, будто виноват я. Бросилась ему в ноги со слезами. Так, мол, и так, конюх ее изнасиловал, а она стыдилась признаться. А отец ее из тех людей, которые стражу звать не станут, сами разбираются. Боязно мне стало, на коня — и ходу оттуда. Так что я теперь и конокрад, и насильник. А еще стражнику челюсть свернул, когда меня на дороге вязали.
— Свернул челюсть стражнику?
— Ну да. Стукнул его. Не удержался. Он оскорбил моих родителей, в наших краях такое терпеть не принято.
— Единственный светлый момент в твоем насквозь дурацком и местами даже забавном рассказе. То есть ты не такой уж молочный телец, из тебя может выйти толк. Надо лишь поработать над тобой как следует. Ты ведь не хочешь подохнуть, не прожив и пары месяцев?
— Да кто же такое захочет.
— В таком случае тебе надо стать настоящим рашмером, другого выхода нет.
— Я буду стараться.
— Ты глупый крестьянин, но хочу сказать, что у тебя есть шанс. Старайся. Знаешь, почему я попросил тебя выйти из строя?
— Не знаю, сэр Файеррис.
— Весь этот человеческий мусор, который привезли ко мне на перевоспитание, слушал меня по-разному. Кто-то тупо таращился в одну точку, мои слова пролетали через их пустые черепные коробки, не задерживаясь ни на миг. Другие корчили ухмылки, наивно пытаясь демонстрировать, что им все нипочем. Третьи слушали очень внимательно и даже делали попытки что-то усвоить. Но когда прозвучало слово «Хольдеманг», лишь один из всего этого печального сброда подпрыгнул на месте. И лицо у него при этом стало очень невеселым, хотя не скажу, чтобы и до этого сверкало от изобилия бурной радости. И этим человеком был ты. Поэтому я предположил, что ты знаешь о Хольдеманге побольше, чем все остальные. Умеешь отжиматься от земли?
— Умею, сэр Файеррис.
— Сейчас ты должен сказать всем этим бесполезным баранам, куда именно их занесло. Если уложишься в три слова, сможешь вернуться в строй. Если скажешь четыре, придется отжиматься десять раз. Если пять — двадцать. Не имею понятия, умеешь ли ты считать, просто довожу до твоего сведения, что за каждое лишнее слово сверх трех тебе придется отжиматься по десять раз. Итак, объясни этим беспечным девочкам, что именно с ними произошло. Не заставляй меня долго ждать.