Я потерял счёт времени. Казалось, что экзекуция не закончится никогда. С каждым ударом всё сложнее было сдерживать рвущийся из груди крик. Я старался изо всех сил, изгрыз губы в фарш, но не кричал. Это моя личная победа — над обстоятельствами, над Айсом, над этой тупой толпой, жаждущей крови.
Когда всё окончилось, я первым делом посмотрел Айсу в глаза. Взгляд его был холоден — в синих глазах не было ни раскаяния, ни сожаления о том, что он причинил своими действиями мне не только физическую боль. И в тот момент я осознал, какой он безжалостный подонок и урод. Ведь своими действиями, своими протестами и несогласием я подрывал его авторитет! Мелкий говнюк был тщеславен.
И этому человеку они верили? За ним согласны в любое время дня и ночи пойти хоть на край света? Не мог поверить, что они не замечали, насколько их обожаемый лидер прогнил изнутри.
Думаете, я жалею о том, что мир этот вылетел в трубу? Что погибло такое количество людей, и нам сейчас приходится прятаться как последним ничтожествам и трусам? Нет, больше всего жалею, что этот подонок Айс не сдох. Вот ему самое место на том свете — это его голова должна была первой отлететь в кусты.
И сейчас Айс хочет найти Генерала, хочет отомстить за погибших, за разрушения, причинённые миру, за рухнувшие надежды. Для этого мы бежим в Город, словно нам пятки скипидаром намазали. Сейчас Айс где-то в Лесу, одновременно прячась и выслеживая. Но я уверен в одном: больше всего он переживает не об этом — он сожалеет, что не стал тем, кем ему было обещано стать.
Когда во всём мире не осталось ничего и никого, кроме кучки оборвышей, голодных и больных, управлять некем. А больше всего на свете Айс хотел стать главным.
Ну, видно, не судьба.
VI. Джонни
Иногда жизнь становится совсем невыносимой и хочется лишь тихо умереть. Или чтобы от тебя отстали навсегда, оставили одного тонуть в бескрайнем море тоски и одиночества. Когда нет надежды, что хоть что-то в твоей жизни изменится, самое главное — встретить того, кто скажет, что ты ему нужен, что ты — молодец и очень на многое способен. Счастье встретить такого человека.
Но что делать, если этот человек — опытный лжец, стремящийся заманить тебя в свои сети? Ведь даже последнее ничтожество можно сделать для себя полезным.
Я был именно ничтожеством, пока Генерал не нашёл меня. Ничтожеством я в итоге и остался, только кому-то нужным ничтожеством. А что? Тоже вариант.
Загибаясь на помойке, в окружении таких же неудачников и моральных уродов с искалеченной психикой, я ждал от жизни только одного: чтобы она скорее кончилась. Сколько раз нарывался на кулак, нож, лез под пули — не перечесть. Но судьба меня хранила. Я не понимал, зачем? Сколько моих корешей сдохло, сколько сгинуло в предрассветной мгле — не сосчитать. Они не уходили навсегда, но превращаясь в собственные тени, видимые лишь нам — тем, кому совершенно нечего терять. И слонялись эти тени, неприкаянные, прозрачные и бестелесные, ото всюду вечно всеми гонимые, в назидание нам — душевным калекам и законченным психам.
В нашей компании не было ни одного нормального человека. Только наркоманы, алкоголики, вечные бродяги, страдающие маниями на любой вкус. Привычными были крики и ругань, драки и воровство.
Общество наше состояло не только из мужчин — женщины тоже встречались, но назвать этих оборванных и полуголодных существ Женщинами язык ни у кого бы ни повернулся. При встрече с такой дамой есть только два желания: зажмуриться или запустить в неё камень. Но нашим мужикам нравились именно такие — злые, грязные, отчаявшиеся. С ними можно быть самим собой, ничего не изображая. И если кому-то в момент любовной утехи захочется возлюбленную зарезать или придушить, так слова против никто не скажет — сама напросилась, ласковее нужно было быть. И ещё один плюс: этих никто не ищет.
Если кому интересно как мне, в сущности, ещё ребёнку жилось среди этого отребья, так я отвечу, что очень даже нормально мне жилось. Я был неплохим парнем, всегда готовым услужить. Притом я не боялся никаких наказаний, ибо смерть совсем не страшила, а тот, кто смерти не боится всегда в цене. Умел я только воровать и делал это весьма виртуозно примерно лет с семи. Сначала меня просовывали в форточки к не вовремя отлучившимся гражданам. Я, мелкий и шустрый, что та юла, остроглазый и осторожный, шнырял по квартире в поисках ценностей с реактивной скоростью. И даже, если хозяева отлучались из дому всего на несколько минут, по приходу ни денег, ни драгоценностей обнаружить уже не удавалось. Только, если очень присмотреться, можно было увидеть мои сверкающие пятки.