Хотя держался он достойно. И даже позволял себе улыбаться. А то, что имени своего не назвал, так это можно и проигнорировать. Ведь Ян же должен знать его, не так ли? И Ян действительно знал, но даже мысленно предпочитал звать не иначе, как «хозяин особняка».
— …что ж, никто не застрахован от ошибок и от того, что не все зависит от нас самих. У детей свой взгляд на вещи, иногда отличный от родительского, и мы не в состоянии уберечь их от нежданных проступков… — (Добавить в улыбку чуть больше сожаления, но не утратить при этом уверенности во взоре, и аудитория проникнется к вам уважительным доверием). — Бесспорно, что дети — наше счастье. И так же бесспорно, что они источник многих наших печалей.
Ян невольно поморщился, отставив чашку. Чай горчил все сильнее.
— Понятно. Может, пора уже перейти к сути вопроса?
Собеседник кивнул, мигом посерьезнев. Забавно, его безукоризненная и тренированная улыбка казалась естественной, но стоило ему перестать улыбаться, как строгое лицо словно разом утратило даже потенциальную возможность на подобные легкомысленные гримасы.
— В подробности этой истории вас посвятит мой сын…
Ах, вот откуда это душещипательное вступление о детях!
— …я всего лишь хочу расставить некоторые акценты, чтобы не возникло недоразумений позже.
Плохо дело. После подобного предупреждения ждать можно только мерзости, обойти которую будет трудно.
— Не хочу на вас давить, но обстановка в городе, как вы сами знаете, довольно напряженная. И очень многие… — «хозяин особняка» словно прислушался к только что сказанному, кивнул удовлетворенно и веско повторил: — Очень многие считают, что виной тому бездеятельность некой уникальной особы. Либо, что, к сожалению, хуже — неправильная деятельность.
Так, ясно. Если все начинается с умилительных реплик о детях, а заканчивается угрозами, то можно рассчитывать на мерзость в квадрате.
— Я понял, — подтвердил Ян хмуро.
— В таком случае, не смею больше тратить ваше время… Мой сын ждет. Надеюсь, вы легко найдете общий язык.
Некий безликий человечек бесшумно возник у дверей, сделав приглашающий жест. Ян направился было к нему, но остановился и обернулся («хозяин особняка» не успел стереть с лица напряжение).
— А зачем вы притащили вместе со мной остальных?
Тот смешался на пару секунд, потом сообразил:
— Вы про своих спутников? Но мне сказали, что вы работаете в команде.
— Не в этом случае.
— Я распоряжусь, чтобы их отвезли обратно немедленно.
Ян представил себе выражение Евиного лица. Чуть было не захихикал нервно.
Идти пришлось недалеко. Вслед за безликим человечком, миновав анфиладу комнат, он попал в просторное помещение, некую помесь библиотеки со спортзалом. Выступивший навстречу светловолосый парень произнес дружелюбно и без тени сомнения: «Я, Ларс Ужеед» и тоже протянул руку. В этом доме чтят хорошие манеры.
Глаза у Ларса были прозрачно-голубые. А светлая шевелюра подстрижена аккуратно, но так, чтобы казаться небрежной. И плечи у него налитые, крепкие, с широким разворотом. В раскрытом вороте покачивался на цепочке серебряный медальон.
— Это фамильный, — перехватив взгляд Яна, гордо сообщил Ларс. — Наш предок одолел Змеиного владыку, и тогдашний герцог пожаловал семье этот знак победы, а еще позволил построить одну из башен в Замке.
И впрямь — серебряный змей был стянут неразрывными узлами. Любопытно, а что думает Змеиный Царь о такой главе в истории взаимоотношений пресмыкающихся со здешней знатью?
— … не представляю, как это произошло. Наверное, я все-таки выпил слишком много и совершенно не отдавал отчет в своих действиях… Мы встретили ее в районе Сорочьей балки. Разве может девчонка одна бродить в подобном месте? Она сказала, что рисует, но… — гнусная ухмылка вскользь дернула губы Ларса. — К сожалению, что было после, я не помню…
Голубые глаза смотрели ясно. И так же ясно было, что он лжет. Все он помнит. До последнего мгновения.
— …девицы постоянно вешаются мне на шею.
А вот это прокол! Такой положительный герой, как Ларс Ужеед не может говорить подобные вещи. И он сам это понял, запоздало спохватившись:
— Но, конечно, я бы не стал обвинять ее ни в чем, если бы она…
Ларс выдержал драматическую паузу. Измерил шагами расстояние от большого напольного глобуса до явно спортивного тренажера, делая вид, что пытается справиться с чувствами. Тренажер в библиотеке казался таким же инородным, как Ларс Ужеед в шквале нахлынувших эмоций.