Искренне Ваш
41
Аудиенция близилась к концу. Столыпин заканчивал доклад о положении в столь знакомом ему Поволжье. Письма, полученные им от губернаторов, свидетельствовали, что там весьма тревожно — пожары, мужицкие бунты; все, как сулили революционеры из ленинской группировки; медлить нельзя, надобно действовать.
— Как? — спросил государь.
— Круто, — так же кратко ответил Столыпин и понял сразу же, что Николаю это не понравилось. — «Юпитер и бык, только кто из нас Юпитер?»
Государь достал из кармана френча сложенный вчетверо листочек, протянул Столыпину:
— Ознакомьтесь.
Столыпин листок развернул, пробежал глазами, заставил себя улыбнуться.
— Думское министерство доверия во главе с кадетом? В высшей мере интересно, ваше величество, такое мне в голову не приходило.
— Оттого, что идея слишком рискованна?
— Да как бы помягче сказать… Впрочем, соглашусь с вами: идея довольно рискованна. Но отчего не попробовать, если вы полагаете такое разумным?
— Я вам не сказал этого.
— Простите, ваше величество, но я думал, что с предложением, не заслуживающим интереса, вы бы меня знакомить не стали.
Ответ при всей его резкости понравился Николаю своей определенностью: с дворцовыми ему приходилось трудно, ничего не поймешь, все, как один, в рот смотрят, боятся попасть впросак, блеют то, чего он, по их мнению, ждет.
«Этот хватать умеет, — подумал царь, — вон глаза какие, татарин, ничего в них не видно, а это хорошо, если б такой татарин истово служил, это достойно, когда бывший ворог становится твоим, во всем, до конца, и мое слово делается его законом».
— Фамилии запомнили? — спросил государь, протянув руку за листочком.
— Запомнил.
— Поговорите с кандидатами? — Государь листочек медленно сложил и спрятал в карман.
— Имеет ли смысл моя с ними встреча, ваше величество? Поскольку меня в списке кабинета доверия нет, и быть, понятно, не может, каков смысл разговаривать с претендентами?
— А вы смысла особого не ищите, Петр Аркадьевич, вы мою просьбу выполните.
Столыпин впился глазами-бурами в государя, потом лицо его изменила тяжелая, недоверчивая улыбка.
— Я выполню вашу просьбу с самою глубокой благодарностью за оказанную мне честь.
Милюкова он принял не один, а вместе с Извольским, бывшим послом в Токио, «конкурентом» Павла Николаевича по возможному «министерству доверия».
— Выполняя волю государя, я пригласил вас, Павел Николаевич, для переговоров по поводу формирования кабинета доверия.
Извольский отдал должное уму министра внутренних дел: другой бы стал искать форму для намека на доверительность предстоящего собеседования, а этот врезал в лоб: кто посмеет разглашать разговор, связанный с именем и волею самодержца?
Милюков тем не менее воткнул шпильку:
— Наша «Речь» умеет хранить молчание, когда нужно, чего нельзя сказать о «Русском государстве».
— За «Русское государство» нес ответ граф Витте, — отпарировал Столыпин. Я готов отвечать за любую строчку, напечатанную в «России», Павел Николаевич. Моя газета выше подозрений.
Милюков снова не удержался, показывая этим свою государственную неподготовленность — острословит много, посуше надобно:
— Газета в роли жены Цезаря?
— Зависит от названия, — заключил Столыпин, чуть выспреннее, чем надо бы, но все же достойно, как отметил про себя Извольский. — Мы с Александром Петровичем хотели бы задать вам ряд вопросов.
— Я готов ответить на ваши вопросы, Петр Аркадьевич.
— Как вы полагаете, кандидатуры военного министра, морского и министра двора будут обсуждаться в вашем ЦК или вы твердо намерены вообще не касаться этого вопроса?
— Военный и морской министры будут назначены государем, только им, и никем другим… Если же вы согласитесь не покидать свой пост, мы дадим вам право докладывать свои соображения государю.
— О моем участии в вашем кабинете речи быть не может.
— Отчего так?
— Соль и сахар несовместимы… А вот вам, коли суждено возглавить то министерство, в коем я сейчас имею несчастие служить, придется принять на себя бремя шефа жандармов. Вы действительно согласны стать шефом жандармов или намерены ликвидировать эту институцию?
Милюков подобрался — его ударили.