Я быстро начертила руну на зеркале, желая узнать будущее.
Огонь. Страсть. Кровь.
М-да. Символы так себе.
Перед отъездом проверила паренька, он шёл на поправку, а через неделю будет совершенно здоров.
Вещей у меня почти не было, только та одежда, которую выдали по приказу Кристофера, поэтому с небольшой сумкой села в карету и в сопровождении подчинённого синарха, отправилась в дорогу.
Интересно, пересекутся ли наши с Даркмуром жизни? Надеюсь, что нет.
До полудня мы успели проделать часть пути, но ехали, не торопясь, и недавно видели город. Я тихо дремала на скамье, наплевав на фыркающего молодого инквизитора. Тот не сводил с меня сурового взгляда, словно опасался, что я сейчас его проклинать начну.
Вдруг карета остановилась.
Парень недовольно отодвинул шторку и выглянул в окошко.
Ругнулся под нос и спешно покинул карету, бросил мне:
– Сиди тихо, ведьма.
Я тут же прилипла к окну, страсть как было любопытно.
Нас остановила толпа крестьян, они обступили экипаж и не давали вознице проехать.
Увидев инквизитора, стали ему что-то орать, но из-за общего шума, я плохо могла разобрать: жаловались ли они или ругались.
Ксенолит начал выходить из себя, я видела, что он побледнел. Приоткрыла дверь, желая услышать разговор.
– Это приказ самого синарха! – парень отбивался от людей.
– Он обещал разобраться!
– Так и разберётся! Что вы от меня хотите!
– Ведьму надо сжечь! – раздался визг из толпы, и тут же его подхватили все.
Что? Кровь схлынула с лица. Предсказанный огонь замаячил для меня.
Я сглотнула, стараясь не дышать.
Может, они не знают, что в карете сидит ведьма?
Но нет. Они знали.
Дверь распахнулась и двое мужчин выволокли меня наружу.
Я сопротивлялась, подступала паника.
– Это она! Она навела хворь! – заверещала женщина.
Я перестала пытаться пнуть мужика, державшего меня справа, и обернулась на показавшийся знакомым голос. Кричала и тыкала пальцем с грязным, обломанным ногтем, мать спасённого вчера паренька.
– Твой сын выздоровел! Я спасла ему жизнь!
– Сначала прокляла, а потом спасла! Тварь!
– Ты головой ударилась?! Я раньше вас и не видела! Вот и людская благодарность!
– Жрец сказал, что теперь в моём Мале сидит демон! Это ты его туда подсадила!
– Сжечь ведьму! Сжечь ведьму! Сжечь ведьму! – скандировала толпа, тащившая меня в сторону села.
Молодой инквизитор ничего не мог сделать и метался вокруг.
Он уже орал, что их казнит синарх, но это не останавливало жаждущих моей крови деревенщин.
Перед поселением показался сложенный костёр.
Меня ждёт мучительная смерть. Как глупо получилось. Сгину из-за своей жалости.
Чьи-то руки сдёрнули платье и туфельки, оставили в нижней сорочке и привязали к столбу, возвышающимся над хворостом.
Люди ликовали: они поймали ведьму! Плевали на дрова, выкрикивали обзывательства.
Милые и добрые люди. Чьи-то любимые, родители, дети.
Я прикрыла глаза. Скоро приведут жреца и меня сожгут. Вот так просто. Инквизиция не вмешается. Посетуют, что ведьму не успели испить и всё на этом.
Отчаяние захватило душу, слёзы скопились в уголках глаз. Я столько не успела.
Кто-то первым кинул булыжник, и через минуту таких камней стало много. Не открывая глаз, я повернула лицо в сторону. Было больно.
– Раскаиваешься ли ты, ведьма, в своих злодеяниях?
А это уже служитель храма Валторона пожаловал.
Открыв глаза, я увидела его чёрную фигуру в толпе, он, как гриф-падальщик, косился на меня.
– Нет, я спасла жизнь мальчику.
– Ты обрекла его служить тёмным силам, ведьма! – выплюнул он. – Это не спасение его души!
– Погубила мою кровиночку! – заверещала та сука, которой я помогла.
– Вы не смеете трогать ведьму синарха! – Ксенолит пробился к жрецу и размахивал руками.
– На всё воля Валторона, – хищно улыбнулся жрец. – Инквизиция должна нас, обычных жителей, защищать от ведьм.
Народ вокруг кивал, ксенолит плюнул и отбежал за толпу.
Служитель развёл руки над людской массой, и все внимали его речи.
– Ведьма признаётся виновной и должна быть сожжена!
Одобрительные возгласы и понесли первый факел.
Но из-за дождя костёр отсырел, и у них не получалось зажечь. Потащили новые дрова, видимо, из сараев. Дети несли хворост и улюлюкали. Вскоре сухие поленья облизнуло пламя, нехотя загорались и мокрые.