— Фигуры раньше или позже оказываются в коробке, — одарила она меня очередным шахматным сравнением. — А хламу место в урне.
Фигура не справилась с пылинкой на доске — выходит, не фигура и была. Про урну: останков «костюмчика» как раз на погребальную емкость и набралось. К списку своих навыков и вероятных профессиональных качеств я теперь мог приписать услуги по кремации. Причем не обязательно посмертной.
После равнодушного шахматного высказывания Федя Ивановна отчего-то переключилась на почти забытого мной «спящего красавца». Моториста, который пострадал при другом пожаре, на теплоходе. Того мужичка, кто мог стать жертвой пламени, но не стал. Моими в том числе стараниями. Чем он не угодил Палеолог? Головой отлежал некое нежное место? Ну, когда валялся в отключке головой на саквояже, как на подушке? Серьезно, я о том мужичке и думать забыл, а она отчего-то помнит.
— Нет, каков наглец! Ему жизнь спасли, а он исками закидал всех причастных, кого только смог приплести, — не знаю, чего больше было в этом восклицании: негодования или презрения. — Времена меняются, люди остаются прежними. Миру Ночи — ветер в спину, а бедолагам — все в лицо.
Палеолог, как я понял, обывателей не жаловала. За редким исключением.
О ветре: когда Чеславу ветер донес, что его без пяти минут ученика и подручного чуть на тот свет не отправили, он — Чеслав — взъярился. Вместе с Чеславом взъярился и ветер, обратив июльскую грозу в ураган. Вырывались с корнями деревья, рвались провода, разлетались осколками окна. Движение поездов в пригородах на несколько часов остановилось.
Рабочая смена следующим вечером прошла с пустым залом и с раздевалками, полными зонтов. А уж как распирало от ехидства Борееву... «Бюро находок? Здравствуйте, моя фамилия — Смольный. Я тут крестик с позолотой потерял, вам не поступало, случайно, заявки о нахождении?»
Смольный собор, точнее, его основной купол, в результате буйства стихии лишился креста. «Крестик» золоченый в шестьсот кг весом и около шести метров в длину был сбит молнией. И другому кресту перепало, правда, без падения.
Тучеводец разошелся вовсю. Я на этот буйный шторм успел наглядеться. Сначала из салона авто, затем в провал на месте вторых уже ворот гаража. Или это прежние обратно поставили после первого происшествия?
Сергей Крылов приехал на пожарище один, без подполковника. Семен Ильич был занят попытками утихомирить Хозяина Кладбища в Пушкине. О непонятной ситуации с Казанским кладбищем служивый рассказывал нехотя.
Дело было так: кто-то сумел воздействовать на кладбищенскую нежить, а потом устроить погром с разбитыми надгробиями, с заваленными и перевернутыми крестами. Может, и еще с чем — я за что купил, за то и продаю. Сторож — человек без всяких там паранормальных сил — попытался помешать безобразию. Ему пообещали повешение: затейливое, вниз головой, с последующим кровопусканием.
Сторожу хотелось жить — нормальное стремление, я его отлично понимал. Так что беспредел продолжился. Там, на том же кладбище, еще и склеп обнаружился, изрисованный занятной символикой изнутри. Понять масштаб негодования Хозяина Кладбища (не того, который сторож, а неживого) я мог. Я бы тоже был дико зол, если бы меня вырубили в собственном доме, разнесли жилье, извазюкали стены и пригрозили бы Кошару умерщвлением.
Так что Семен Ильич с тем могильным вандализмом застрял всерьез и надолго. Самого Сергея тоже дергали который день. То одно случалось, то другое. Баламутило наш город. Одних пожаров за прошедшие дни было больше пятидесяти, и это не считая ложных вызовов. В огне сгинул один дощатый дачный домик в садоводстве... И Ковен Северных Ведьм лишился еще одной участницы. Я уточнил: нет, не Злате досталось.
Усталый парень в милицейской форме делился со мной произошедшими событиями, а в моей голове звучало: «Я столько шума наводил тут, загонял псов шелудивых. И меры принял».
Неужели это все — дело рук «костюмчика»? Ради того, чтобы под шумок расправиться с одним-единственным мной? Нет, в такой размах мне решительно не верилось. Слишком круто. В то, что охрана перепилась не случайно — верил. Это тянуло на принятые меры. Что до прочего, убежден, там иные цели преследовались. Особенно тот кладбищенский разгром.
М-да, если Хозяин Кладбища, что бы тот из себя не представлял, в ярости столь же суров, как Чеслав, то в Пушкин в ближайшее время соваться не стоит. Я бы сказал, что мне там нечего делать, но... В Пушкине живет Бартош. Живет с сестрой, и меня к себе не звала ни разу. Оно и понятно, у меня во всех отношениях удобнее. А так... нехорошо было бы поехать в гости к девушке, и отхватить случайно метко брошенным крестом. Не соборным, могильным. И услышать вдогонку что-нибудь вроде: «Низко полетел. К дождю».