Подпрыгнул он тут от радости, закричал:
— Живу!
И слышит — идет кто-то по лесу, шуршит под чьими-то шагами трава.
Пригнулся Заяц пониже и полез поскорее в терновый куст прятаться. Заяц и в последний свой день остался зайцем.
ДОБРОЕ СЕРДЦЕ
Обветшали у медведя Потапа и медведя Спиридона берлоги. Самим подправить сил нет — одряхлели медведи, состарились. Медвежат помочь попросили. Медведь Потап Шашку позвал, а медведь Спиридон — Мишука.
— Помогите, ребятки, зима скоро.
Откликнулись медвежата, пришли. Правда, Ивашка без всякой радости принял приглашение медведя Потапа, он сызмала не привык к делу, но мать сказала :
— Иди.
И соседи сказали:
— Сходи.
И Ивашка пошел. Нагреб листьев дубовых в роще, постель медведю постелил. Попытал — жестковато. Надо бы еще подстелить, чтобы помягче было. Но так рассудил Ивашка:
—И чего это я радеть буду? Для себя, что ль, стараюсь. И так сойдет.
Слукавил медвежонок, приберег силу.
За вход принялся. Косяки новые поставил, дверь навесил. Смотрит — эх, не рассчитал он немного. Повыше бы надо притолоку поднять. И поскреб в затылке: «Переделать если...».
Но тут же сказал:
— И чего это я буду понапрасну силу тратить.
He мне ходить-нагибаться, а Потапу, и так сойдет.
А Мишук в это время у медведя Спиридона трудился. Настелил постель ему новую. Полежал на ней, поднялся.
— Жестковата, а на ней зиму лежать. Мне жестковата, а медведь Спиридон — старичок, ему еще жестче будет. Пойду еще листочков наберу.
Принес охапку пахучих дубовых листьев. - Уложил на кровать.
— Вот теперь, — говорит, — всю зиму можно лежать и бока не отлежишь.
Дверь ремонтировать начал. Смотрит — притолока низковата, повыше поднять надо, чтобы медведю Спиридону не пригибаться, когда он в берлогу входит.
— Старичок он, тяжело ему гнуться. Да и дела-то не так уж много. Порадеть надо для старика.
И перестроил Мишук дверь медведю Спиридону.
Закончили медвежата дело свое, попрощались с медведями. Осмотрел медведь Потап свою берлогу, сказал:
— Спасибо, мне самому и так бы не сделать: сил нет.
А медведь Спиридон осмотрел работу Мишука
и сказал:
— У, если бы у меня и сила была, я бы так не сделал: нет у меня сноровки такой, как у тебя, Миша.
И теперь ходит по лесу и говорит всем:
— Вы бы только поглядели, как мне Мишук берлогу отделал.
А медведь Потап, тот ничего не говорит. И Ивашка обижается. Спросил Мишука при встрече:
— Отчего это так: делали мы с тобой, Мишка, одинаковое дело, а хвалят нас по-разному. Как ты думаешь, почему?
— Наверное, у медведя Спиридона сердце добрее, — сказал Мишук.
И Ивашка согласился:
— Наверное.
И тут же пожалел:
— Лучше бы мне медведю Спиридону помогать: теперь бы он меня хвалил.
НЕПОХОЖИЕ ПРОХОЖИЕ
Упала на нору Енота осинка и прикрыла вход в нее. Енота дома не было. На охоте был Енот. Приходит он домой, смотрит — не войти ему внутрь. Всполошился :
— Как же быть мне? У меня в норе — енотики. Мне снаружи стоять никак нельзя.
Совсем было Енот духом упал, а потом смотрит — осинка-то тоненькая. В такой и тяжести, гляди, нет.
— Сейчас, — говорит, — вздохну поглубже, поднатужусь и отодвину ее в сторону.
Бежал мимо Барсук. Услышал его слова, остановился:
— О чем это ты?
— Да вот осинка упала и вход в нору прикрыла. Я сперва было растерялся, а потом смотрю — ничего страшного нет.
— Как нет! Это же — осина. Беда какая!
— Какая там беда, — усмехнулся Енот, — вздохну сейчас поглубже, поднатужусь и отодвину в сторону.
А Барсук за айкал:
— Ай, ай, быстрый ты какой. Осине-то, гляди, лет двадцать будет. А тебе сколько?
— Три года.
— То-то и оно. Двадцать лет и три года — разница. Слаб ты против нее. Двадцать лет она тяжести набирала, а ты всего три года силы копил. Не сдвинешь вдруг-то.
Осмотрел Енот себя — и впрямь слабоват он против осины. Вон она разлеглась как, не столкнуть. А Барсук похаживает вокруг, лапами всплескивает :
— Ай-ай, сучков-то сколько! И каждый за землю держится. Не оторвать, ни за что не оторвать — у тебя всего четыре лапы-то.