При чем тут молоко, при чем тут яйца? Земля, лошади и телеги, все необходимые сельскохозяйственные машины уже не принадлежали хозяевам — коллективизация!
Частная собственность стала общественной, появился новый могучий хозяин — государство. Люди были готовы уезжать, но крестьянам не выдавали паспортов, а без постоянной прописки в паспорте жить в городе было нельзя. Да и кто обеспечит жильем, работой?
Уехавшая молодежь кое-как устраивалась, но в большинстве своем не теряла привычку к еврейской жизни, пусть это была всего лишь укорененная воспитанием привычка. Оставшихся родителей все больше тяготило одиночество. Они очень тосковали. Я это знаю, потому что из семи детей я, самый младший, пока еще оставался с родителями.
Как ни странно, но на урожаях зерновых отъезд самых трудоспособных колхозников не сказался. Колхозы были обеспечены тракторами и комбайнами. Механизаторам платили, а не выписывали трудодни, которые чем дальше, тем меньше значили.
Что касается принудительной ассимиляции, то она в то время еще не так бросалась в глаза. И не только в нашем национальном районе. В голову не приходило, что всего через несколько лет начнут преследовать все еврейское. Тогда на Украине было еще до 50 судов и до 150 местных советов, где все делопроизводство шло на еврейском языке. Было около 800 еврейских школ, 20 индустриальных и 5 сельскохозяйственных техникумов, 3 педагогических техникума (и в нашем Сталиндорфе тоже был еврейский педагогический техникум). Выходило 25 еврейских газет, 3 литературных журнала. Работали еврейские театры и сотни, если не тысячи кружков, призванных ликвидировать неграмотность. Свою злобу власть проявляла пока только по отношению к сторонникам сионизма и раввинам.
К нам часто приезжали писатели. Принимали их очень хорошо. Казалось, от них веет не только талантом, но и умом, жизнерадостностью, юмором; едва ли не каждый лучился добротой. Если еврейский писатель оставался у кого-то ночевать, хозяин этим очень гордился. Мы и сами проводили литературные вечера. Сначала выступала учительница, потом мы, ее ученики. Ниже я описываю такой вечер.
…Тридцатиградусный, еслинебольше, мороз со студеным ветром, который дует со всех сторон. Одинокий поселок и бесконечная снежная степь. Во всех деревенских домах живут евреи-переселенцы, в каждой семье по пять-шесть и даже по десять человек. В одном из домов днем работает школа, а вечером — клуб с библиотекой.
Люди сидят в шубах и валенках. Слушают, как дети читают стихи Ошера Шварцмана, Переца Маркиша, Лейба Квитко и, пусть это вас не удивляет, Лейвика и Мани Лейба. Тогда в учебниках еще были и их стихи[38].
Я читал «Зимним вечером» Гофштейна. Остановился и завяз уже после третьей строки. Послушайте:
Сперва стало очень тихо, а затем несколько человек сразу подсказали:
Я об этом рассказываю, чтобы напомнить, как хорошо тогда знали произведения еврейских писателей, особенно поэзию. Наши ведущие еврейские писатели были не менее известны, чем современные кинозвезды. К тому же их лирические образы были для людей родными, близкими. Они поэтически отражали то, что было видно с той стороны закрытого льдом окна.
И почему не напомнить, что на идиш были переведены лучшие произведения русской и западноевропейской художественной литературы. Зимой, при огарке свечи, заберешься на натопленную печь и читаешь со смехом, со страхом, со слезами и, быть может, именно поэтому многое из прочитанного запоминаешь.
Еще вспоминается, как наш детский хор выступал в соседней украинской деревне, а потом в немецкой колонии. И как тепло нас принимали. Тогда могло казаться, что дружба народов на вечные времена, что она перейдет от поколения к поколению. Некоторые из тех, кто нам хлопал, очень скоро объединились с теми, кто евреев убивал. Это произошло через несколько лет, когда горькие годы ступили на порог.
Голодные годы
То, что я вышел живым из пяти немецких лагерей — чудо. Этим я хочу сказать, что в том, что касается голода, я — человек опытный. Длительный, тяжелый голод, когда с каждым днем все больше слабеешь, не подается ни измерению, ни взвешиванию. Душа еле держится в теле. Сердце ноет. Сохнешь, лицо бледнеет. Голод завладевает мозгом и не дает взять себя в руки. Голод иссушает тело до костей, доводит до смерти.
38
Впоследствии произведения зарубежных еврейских авторов в СССР не печатали и не переводили.