Адама чуть расслабилась и несмело улыбнулась.
— Вы кажетесь… счастливее… будучи проклятыми, Импалии, — сказала она, глядя на троих зебр.
— Иногда, когда ты знаешь, что хорошенько проклят, это огромное облегчение, — ответил Лансер с усталой улыбкой. — Как говорит моя мать. Иногда это ещё большой вопрос, кто проклят, а кто нет.
— Погодите! — Мадижна переводила взгляд с Лансера на Адаму. — Кто такой Импалии?
— Это его имя, — ответила Секаши. — Лансер — это прозвище его отца.
— Значит… Лансер… Тыкалка… Импалии… Адама… — бормотала Маджина, постукивая себя по подбородку, прежде чем её изумрудные глаза широко распахнулись. — Погодите. Между вами двумя что-то есть?
Лансер и Адама немедленно покраснели и Маджина расплылась в улыбке.
— Ну, я же не всегда был на миссиях, — буркнул Лансер, защищаясь.
— Не всё время? — возразила Адама и вдруг, шагнув ближе, зебра обвила его ногой за шею и притянула к себе. — Мне было так грустно, когда тебя изгнали, — призналась она и решительно прижалась губами к его губам, от чего суровый воитель зарделся пуще прежнего. Хаприка прикрыла лицо Маджины крылом, но юная зебра раздвинула потрёпанные перья и всё равно подглядывала.
Когда они наконец оторвались друг от друга, кобылка уже не могла себя сдерживать.
— Адама и Импалии на дереве сидели, и ЦЕ-ЛО-ВА…[6] — начала петь Маджина. Внезапно в лагере раздался крик и на Л.У.М.-е быстро задвигались красные метки. — Ой-ой, — кобылка прикрыла рот копытом.
Лансер, выглядящий так, будто отчасти даже рад нападению, отстранился от Адамы и сосредоточил внимание на лагере и его охранниках, которые с криками уже мчались к ним.
— Я не стану просить тебя предавать себя, Адама. Моя сестра усыпит тебя, — резко бросил Лансер, поднимая винтовку.
— Нет. Как ты и сказал, — отозвалась она, взвешивая в копытах гарпун, — пришло время действовать.
— Хаприка, будь готова унести пленных в безопасное место, — приказал Лансер, беря на прицел приближающихся Детей Койотла. — Адама, если мы переживём это, у моей матери есть… теория… на счёт Легата. Ты должна её услышать, — проговорил он с огромным отвращением, чувствуя, как внутри всё сжимается. — Если можешь, не убивай никого кроме Выродков, — сказал он зебре с гарпуном, затем повернулся к своим спутницам.
— Маджина. Мама. Прокрадитесь в лагерь и освободите пленных.
Маджина кивнула, но затем нахмурилась, взглянув на мать.
— Но как же твоя история, мама? — спросила она, тщательно обозначая губами каждое слово.
— Терпение, любовь моя. Есть время рассказывать истории, а есть время жить их, — ответила Секаши. Начавшейся в лесу перестрелке, небеса ответили раскатами грома.
Это был город искусственности. Город-артефакт. Повсюду были разбросаны останки когда-то живших здесь пони. Если вода не размывала их и не уносила прочь, они сохранялись. Отсыревшая одежда кучами лежала на улицах, словно огромная коллекция грязного белья. Капли дождя поблёскивали на линзах брошенных очков. Искусственные зубы застыли в вечном окостеневшем оскале. От подков к водостокам и канализациям медленно ползли ржавые ручейки. Осиротевшие игрушки и куклы ждали жеребят, которые больше никогда не поиграют с ними.
Так много и в то же время так мало. Рулоны праздничных лент, лежащие на стойках закрытых магазинов. Великолепные украшения поблёскивающие на бархатных подушках. Слитки золота и мешки битов покоящиеся в отсыревших хранилищах. Множество полок с книгами и журналами, которые никогда не будут прочитаны. Бесчисленные ценности, веками лежащие мёртвым грузом в забвении.
Даже частицы Пустоши, что вторгались сюда, скоро пропитывались ощущением застоя. Куски зданий, разбитые небесные повозки, кучи одежды рейдеров и мусорщиков… все были равны в этом городе. Даже огромный дирижабль, вертикально вклинившийся между двумя небоскрёбами так, что его носовая часть нависла всего в нескольких метрах над растрескавшимся асфальтом, выглядел так, будто застрял здесь не месяц, а столетия назад. Лишь выбивающаяся из общей картины красная струйка, медленно стекавшая с его борта, доказывала обратное.
— Бессмыслица какая-то, — бормотала Глори, изучая распечатки, испещрённые пиками и спадами всех цветов радуги. Большинство из их расположились в нижней половине графика, но один пик вздымался до самых верхних значений. — Даже с арканоспектрографом, мы всё ещё ничуть не приблизились к пониманию того, что такое ХМА на самом деле. — Вздохнув, пегаска протянула левое крыло, поддела серебряное кольцо, лежавшее на научном приборе и уставилась на него, будто пытаясь разгадать его тайну невооружённым глазом.