— Братцы! За што он срамит нас, варнак?!— раздался рыдающий голос фон-барона Пикушкина.
— А вот за што!— крикнул Кирька, высоко взмахнув над головой связкой новых воровинных вожжей.
В толпе опять стало тихо. Станичники, словно не веря своим глазам, переглядывались, пожимали плечами. А сообразительный Буря, пока опомнились остальные, потихоньку отвязал от оглобли заплеванного и обсыпанного с головы до ног разным мусором мужика.
Тогда Кирька начал допрос:
— Кайтесь, чьи эти вожжи?!
Молчание. Робкое покрякивание и сопенье в толпе. Отвязанный от оглобли мужик, отряхиваясь, по-прежнему пришибленно и робко озирался, не понимая еще, собираются ли его казнить или миловать.
— Впоследки спрашиваю — чья воровина?!— вновь крикнул Кирька, взмахнув вожжами.
— Известно, чья!— прогудел, как басовая труба, брат Кирьки Оська Караулов.
— Нам-то все скрозь известно с тобой, братка, да пущай вот они на миру признаются,— сказал Кирька.
— Дожидайся, признается тебе восподин вахмистр!— подал свой голос Архип Кречетов, стоявший позади Кирьки.
— Бона кака кадрель выходит! Стал быть, вожжи-то восподин вахмистра?— с притворным изумлением воскликнул Кирька и, вплотную придвинувшись к вахмистру, спросил, потрясая воровиной:— Признаешь?
— Никак нет,— пробормотал вахмистр, пятясь.
— А ты не трусь. Признайся, восподин вахмистр,— посоветовал ему из толпы фон-барон Пикушкин.
— Никак нет. Не моя воровина,— твердил вахмистр похолодевшими губами.
— Не твоя?! — переспросил Кирька.
— Никак нет.
— Поклянись перед божьим храмом,— сказал Кирька, указывая на церковь.
— Не богохульствуй, варнак!— прикрикнул на Кирьку школьный попечитель.
— Клянись, растуды твою мать!— крикнул Кирька, вцепившись одной рукой в плечо вахмистра.
— Провалиться скрозь тартарары,— не моя воровина, Киря!— залепетал вахмистр.
— Ага. Не твоя, говоришь!?
— Убей бог, не моя, Киря…
— Стал быть, ворована? Тогда где украл?
— Што ты, станишник! Побойся бога — клепать на меня такую напраслину…
— Ага, сразу за бога! А ты не пужался на чалдона клепать.
— Я што. Ить я только мысленно.
— А ты знаешь, где я эти вожжи взял?
— Никак нет. Не могу знать.
— У тебя во дворе с понятыми вынули. Понял? Под сараем висели.
— Не может этого быть… Это другие. Это не те вожжи…— нашелся было вахмистр.
Но стоявшие за спиной Кирьки Архип Кречетов и Оська Караулов наперебой закричали:
— Врет, воспода станишники. Вожжи те самые, што он на ярманке седни за три целковых купил.
— Фактура — те самые. Ить баба-то его нам сразу призналась.
Все было ясно.
Оська Караулов крикнул Кирьке:
— Што ты остолбучился на его, братка? Одевай на его, сукина сына, теперь хомут — да к оглобле!
— Правильно. Перепрягай безвинного мужика,— поддержал Оську Архип Кречетов.
Но тут ермаковцы не выдержали, рявкнули:
— Это куды годно, братцы,— вахмистра хомутать!
— Мы что, чалдоны — изгаляться над нами?!
— Тоже мне казаки — за желторотика восстали!
— Какие они казаки — бишера на бишере, хуже джатаков.
— У их, воспода станишники, от казачества-то ить одне гашники на штанах остались…
— Известное дело — соколинцы!
— Ремок на ремке. Варнак на варнаке.
— Км самим по миру впору.
— Правильно. Вместе с чалдонами по ярманкам промышлять — это им на руку!
Кирька, пока бушевали ермаковские горлопаны, молчал, точно выжидал, когда они выкричатся до хрипоты в глотках. Однако наиболее догадливые из станичников, хорошо знавшие Кирькин характер, начали под шумок незаметно сматываться кто куда: одни — в ворота соседних домов, другие — за огородные плетни, третьи рысцой растекались по боковым переулкам. Толпа таяла на глазах. Даже дурачок Проша Берников, почуяв неладное, предусмотрительно слез с бочки и спрятал заслонку с пестиком за спину.
Но, к великому удивлению станичников, Кирька на этот раз не полез в драку, хотя более удобного момента для потасовки между двумя враждующими краями нельзя было и придумать. Выждав, пока прокричатся одностаничники, Кирька — он знал, что кричали они, как всегда, не из храбрости,— сказал, обращаясь к вахмистру:
— Держи свои вожжи, восподин вахмистр. Они тебе пригодятся, когда давиться станешь.— И он сунул в руки вахмистра связку воровины.
Вахмистр было попятился, но, встретившись с взглядом Кирьки, вожжи из его рук принял. А Кирька, махнув затем мужику, сказал:
— Ну, што рот-то разинул? Давай к нам. Да не робей, не робей. Ить не все же в нашей станице звери. Люди и тут водятся!