— Нет, тут, брат, что-то не то,— сказал шепотом седой бородач Матвей Ситохин.
— Да, тут какая-то притча…— согласился с ним сутулый и неповоротливый казак в годах Касьян Шерстобитов.
А в то время, когда разведчики терялись в догадках, куда делся казак, перепуганный Егорка лупил глаза на долговязого джигита и трясся, как в лихорадке. Егорка никак не мог понять, как случилось, что он, приотстав от своих товарищей, вдруг очутился в руках этих невесть откуда взявшихся людей, среди которых были как будто казахи и русские. Отстав от своих спутников по разведке, Егорка решил, вопреки запрещению урядника, побаловаться куревом. Придержав резвого своего конька-горбунка, он свернул папироску, набил ее разуполенной вишнячком махоркой и, хоронясь от ветра, хотел было прикурить. И вот в это-то мгновенье и приключилось с ним то, чего он толком не мог понять с перепугу, стоя сейчас перед джигитом.
— А ловко, тамыр, спешил ты этого шибздика с вершной своим арканом,— сказал по-казахски кто-то из темноты, и Егорка понял, что это сказал русский.
— Да, прямо скажем — чистая работа!— сказал по-русски кто-то глуховатым голосом.
— Жаксы. Жаксы,— слышалось из темноты. Егорка плохо понимал по-казахски, но все же кое-что понял.
— Шашку с него, не забудь, сними,— прозвучал все тот же глуховатый голос.
— Шашку снял. Конь и винтовка с патронами — все наше. А с ним что делать?— спросил джигит, деловито рывшийся при этом в переметных сумах Егоркиного седла.
— Снять с него штаны да отпустить с богом восвояси.
— Друс. Друс. Правильно,— сказал джигит, засмеявшись.
Егорка похолодел. Не хватало еще, чтобы он без штанов к казакам явился! Но все, слава богу, обошлось относительно благополучно. Спешив и обезоружив Егорку, неизвестные люди отпустили его на все четыре стороны, сами исчезли во мгле.
Незадачливые же разведчики, так и не дождавшись Егорки, вернулись на бивак и ничего не могли сказать толком уряднику ни о Егорке Шугаеве, ни об ауле, до которого они так и не доехали.
И только уже перед самым рассветом явился на бивак обескураженный, жалкий Егорка без коня, без винтовки и шашки. Даже новую касторовую казачью фуражку посеял где-то в степи Егорка и только теперь вспомнил о ней.
— Как же так, болван, ты им попался?— орал на него урядник Балашов, то и дело маяча своим пудовым кулаком под носом Егорки.
— Так что не могу знать, восподин урядник.
— Да они што, окружили тебя внезапно?
— Так, выходит…
— Сколько их было?
— Не могу знать…
— А зенки где твои были — во лбу?
— Так точно — на месте…
— Какой же ты, к черту, казак, если даже численности противника не заметил!
— Виноват, восподин урядник. В растерянных чувствах был. Виноват…— тупо бубнил Егорка, сгорая от стыда перед окружившими его одностаничниками.
После долгих и бестолковых допросов, учиненных Егорке, поняли только одно, что обезоружившие Егорку люди были не кто иные, как станичные беглецы во главе с Салкыном и Федькой Бушуевым.
— Под полевой суд тебя, сукина сына, тогда ты у меня узнаешь!— заключил урядник Балашов, все-таки наградив одним подзатыльником Егорку.
— Так точно. Теперь мне туды прямая сообщения,— согласился Егорка.
Посоветовавшись со старыми станичниками, урядник решил взять на всякий случай Егорку под стражу и отправить его с конвоем в станицу.
А на рассвете воинственная сотня урядника Балашова ворвалась с обнаженными клинками и с криками «ура» в сонный аул джатаков. К удивлению станичников, в ауле были только ветхие старики, женщины и дети. Спешив сотню и передав лошадей коноводам, урядник отправился с казаками по юртам.
— На колени, туды вашу мать!— кричал Балашов перепуганным старикам и казашкам, врываясь в юрту.
Не понимая ни слова по-русски, обитатели этих жалких жилищ бормотали, сбиваясь в кучу:
— Уй-баяй, капитан!
— Уй-бой, атаман!
— Отвечай мне по-русски, где хозяин?!— кричал Балашов, наступая на старую женщину в грязном и ветхом головном уборе — джаулыке.
— Мен бильмеймин,— бормотала старуха.
— Мен бильмеймин,— шепелявил старик с древней бородой в широкой и длинной рваной рубахе, едва прикрывавшей его тощее, костлявое тело.
— Бильмеймиз! Бильмеймиз!— лепетали вслед за старшими прятавшиеся за подолы матерей и бабушек полуголые казашата.
— Язык, подлецы, отнялся?!— ревел урядник Балашов, зловеще играя обнаженным клинком.
— Не верь им, собакам, восподин урядник. Врут они, что не знают, где их джигиты. Все врут. Я их наскрозь вижу!— кричал Касьян Шерстобитов.