План Стась и правда разработал неплохой. По его задумке я должен был уехать из Припяти, как можно скорее. Не хватать лишних рентгенов. И вернуться тогда, когда стану взрослым. Пройти через "чёртово колесо". И очень убедительно рассказать о грядущей аварии руководству города. Может быть, поверят человеку из будущего, может быть получится.
Я обдумывал план Стасика. Велосипедные фары мерцали, слабо подсвечивая степную тропу. Тяжелый, словно бы пульсирующий воздух заполнял лёгкие, насытившись металлом и огнём, напрочь забивая запах степной полыни. Какие горькие травы здесь останутся. Они впитают со временем всё - и радиацию, и человеческую боль, и слезы детей, навсегда покинувших землю, которую скоро назовут "зоной отчуждения"...
Я прокашлялся - кашель начинал душить меня. То, что ребята часто кашляют, я заметил уже давно. Радиация делает своё дело?
- Вот смотри, сколько тут если, если, если.- сказал я Стасю. - Если стану взрослым, если смогу приехать, если "чёртово колесо" уцелеет, если оно сработает, если получится вернуться за три часа до аварии и кого-то успеть убедить, если...
Стась оборвал меня. В его глазах я впервые увидел слёзы.
- Жека!- глухо сказал он.- Никаких других вариантов нет. Мы думали по-всякому. Может это глупость, может фантастика, может дурацкая мечта. Может надежда... Только нет других вариантов.
Засопел и зашмыгал носом плетущийся позади Богдан со своей "Десной". Он обогнал меня, попытался заглянуть в глаза:
- Сделаешь? Дай честное пионерское, что сделаешь! Ну, хоть попробуй!
- Я уже комсомолец, Богдан. Я не знаю, смогу ли я это сделать. Но я попробую.
Богдан отвернулся и отстал. Стасик тоже смотрел куда-то в сторону, катя велосипед.
- Вот и шоссе в город,- сказал он мрачно.
- Мне кажется, я плохо себя чувствую, - я повернулся к нему, - от радиации.
- Ну, ещё бы, радиация - злая тётка, - пробурчал Стасик,- тогда тебе пора возвращаться.
- Куда возвращаться?- не понял я.
Стасик подошел ко мне вплотную, наклонился к уху.
- Домооооой!- оглушительно проорал он.
Я потерял равновесие, споткнулся о велосипед и, падая, больно ударился коленом о педаль...
- Чего ты так орёшь? - Климчук испуганно тряс меня за плечо.- Сон плохой увидел?
Я очумело смотрел на него. Оглядывался по сторонам. Жёлтая лампочка накаливания исправно горела в люстре. А вот сквозь заложенное хламом окно слабо пробивался другой свет - уличный, утренний. Почему-то болело колено. Иных признаков нездоровья не ощущалось.
-Да-а, сон, сон, - задумчиво протянул я.
- Ну, вот значит и просыпайся, одевайся,- раздраженно заговорил Климчук.
- Какие-то гады ночью из машины рацию вывентили! Как еще только аккумулятор не спёрли! Мародёры хреновы! Григорьевич, с твоим чертовым вином удивительно, что вообще весь автобус по частям не растащили!
- Не надо было столько пить вчера, - добродушно крикнул из кухни Николай Григорьевич.
По-моему он занялся четвёртой бутылкой. Уж больно голос весёлый.
- Значит, это вот,- мямлил Климчук, что-то вспоминая,- фон на улице упал. Дождик покапал, спасибо ему, пыль прибил слегка! Поэтому шагом марш в туалет, желательно этажом выше. Потом лопай эти хреновы пирожные, запивай соком и - в путь-дорогу.
Через полчаса все были в сборе. Присели на диван, на дорожку, так сказать. Лельченко слегка осоловело хлопал глазами. Бутылку он и правда прикончил.
- Да, блин, дозиметр покажи мне!- вдруг вспомнил Володя.
Я тоже забыл про него. Вытащил из кармана. Нитка зашкалила за последнюю отметку в 50 рентген и застряла.
Климчук изумленно тряс дозиметр, как градусник, чертыхался, удивлялся:
- Разрядился он, что ли?
Наскоро "обнюхал" меня датчиком радиометра, объявил, что "ни хрена нет". Шваркнул дозиметром о стенку:
- Такую гадость только на КПП и показать! Крику не оберёшься!
Мы с Володей первыми спускались по лестнице. Я увидел, как Николай Григорьевич осторожно запер дверь, перекрестил её и низко поклонился дому...
Небо было плотно затянуто облаками. Иногда капал мелкий дождь. От вчерашней солнечной погоды не осталось и следа.
Климчук лихо крутил баранку. "Рафик" на предельной скорости летел к Чернобылю.
Я то и дело снимал респиратор, отрывками рассказывая Володе ночной сон.
Климчук встряхивал головой, удивленно слушал, иногда покручивал ус одной рукой.
- Очень странный сон. Просто кино, а не сон! Как-то реально всё, как-то живо очень...
Лельченко просунул голову между кресел и внимательно вслушивался.
- Ой, никакой не сон это был, сынок. Ой, слышал я историю про тех ребяток-то.
Я воспрянул духом:
- Так быть может, ты, Вов, или Вы, Николай Григорьевич, залезете в это колесо? Вдруг там...
- Ой, сынок, шо-то мне, старому пердуну, не больно хочется лезть в непонятно какой ад!-вздохнул Николай Григорьевич.- Сгину еще в том чёртовом колесе!
- Я, Жень, хочу капитана получить, а не койку в психушке,- буркнул Климчук, - но, думаю, поговорим еще об этом в спокойной обстановке. Оставь-ка мне ваш телефончик.
"Рафик" тормознул возле здания ПТУ, где теперь обосновалась правительственная комиссия и местное начальство. Из здания немедленно выскочил отец, взмахнул руками, и мы побежали навстречу друг другу.
- Уже пешком хотел идти в Припять,- обнимаясь, ворчливо сказал он,- почему по радио не отвечали?
- Рацию спёрли,- меланхолично сообщил Климчук,- что, пора на выезд, в Киев?
Подошел Лельченко. Оглядел всех. Пожал каждому руки:
- Хто ж воно знает, может свидимся когда еще?- с некоторым сомнением сказал он.
Увидеться нам больше никогда не довелось. Свою работу на площадке АЭС Лельченко выполнил добросовестно и честно. Свои рентгены тоже получил сполна...
Климчук плюхнулся на водительское сиденье. "РАФ", как всегда, завёлся чётко.
- Объяснятся на КПП будем долго,- сказал Володя,- отмываться тоже долго. В прямом смысле слова.
"Жека, помни про своё обещание! Не забывай!" - Голос Стасика как-то очень далеко прозвучал в моей голове и замер...
Глава десятая
26 апреля 2016 года двое мужчин торопливо шли по проспекту Ленина украинского города Припяти. Один - высокий, немолодой, располневший, но четко держащий шаг, в парадной форме полковника армии Республики Беларусь. Полковник был седовлас и седоус, но лицо его выглядело моложаво, глаза блестели и было ясно что он еще не разменял до конца свой шестой десяток.
Второй мужчина был заметно ниже ростом, несколько моложе, с закрученными на украинский манер усами, полноватый, в старомодных очках-хамелеонах и не по сезону тёплом светлом костюме. В руке он держал черный кожаный кейс, которым весьма эмоционально размахивал в разные стороны, в такт другой руке.
- Вот, спалимся мы тут с твоей белорусской формой,- выговаривал он полковнику,- на черта ты её надел? И так границу пересекли чёрт знает как!
- Полковник, он и в отставке полковник!- гордо отчеканил Владимир Павлович Климчук.
- Форму носить имею право и ни перед какими бандерами раскланиваться не собираюсь!
Человек с кейсом махнул рукой и замолчал. С Володей и в молодости спорить было - обделаешься, а уж теперь и подавно.
Оба с интересом оглядывались по сторонам.
Припять, увы, было не узнать. Из города-призрака она превратилась в город-лес. Её Величество Природа победила радиацию, победила и человека...