Лев Квин
Горький дым костров
Заботы капитана Шредера
На оперативном совещании у начальника фашистской контрразведывательной группы, посланной с особым заданием в районный центр Новоселье, что неподалеку от Пскова, на территории, оккупированной гитлеровцами, кто-то из работников впервые упомянул о нелепом слухе, ходившем среди русского населения. Комиссаром одного из ближних партизанских отрядов якобы является… немец. Капитан абвера Шредер, начальник группы, не воспринял этот слух всерьез:
— Русские так напуганы мощью германского оружия, что им повсюду мерещатся немцы. Даже среди лесного сброда.
И сам первый рассмеялся.
Подчиненные тоже почтительно хохотнули, хотя и несколько сдержанно. Шутка начальника вызвала у них двойственное ощущение.
С одной стороны, слух действительно нелепый. Ну откуда взяться среди партизан немцу, да еще в ранге комиссара? Ведь известно, что даже своим, советским, немцам Сталин не доверяет настолько, что переселил их всех в глубь страны. С другой стороны, насчет запуганности русских капитан Шредер, мягко говоря, несколько сгустил краски. Это ведь не сорок первый или сорок второй год, когда германские власти чувствовали себя полными хозяевами оккупированной территории и даже издали здесь, в городе Пскове, собственные марки с немецкой надписью «Плескау», как бы перечеркивая навсегда прежнее название старинного русского города. Теперь же, после Сталинграда, шутка капитана прозвучала явно устаревшей и даже несколько двусмысленной. Русские запуганы! А постоянные «сокращения» линии фронта, иначе говоря, довольно беспорядочные отступления? А целый партизанский край тут же, у них под боком? А бесконечные диверсии на железных дорогах, заставляющие зябко ежиться всех, кому предстоит следовать в воинских эшелонах по оккупированной территории? А дерзкие нападения на крупные гарнизоны, теперь уже не только по ночам, но и все чаще и чаще среди бела дня?
Русские запуганы…
Впрочем, шутка есть шутка, пусть и не совсем удачная.
Сам капитан Шредер, человек неглупый и опытный контрразведчик, так и не придал тогда особого значения слуху о комиссаре-немце. Хотя он, этот слух, в отличие от других подобного рода нелепых россказней, по донесениям агентов, возникал вновь и вновь.
И вдруг, как гром среди ясного неба, шифровка из управления контрразведки: «По полученным еще не проверенным сведениям среди террористических групп в вашей сфере деятельности наличествуют отдельные лица немецкого происхождения, в том числе и среди большевистских политических работников.
Вам предлагается:
1) либо доказательно опровергнуть эти сведения;
2) либо принять все возможные меры к пленению упомянутых лиц или, по меньшей мере, одного лица, с последующей немедленной отправкой в управление для производства следствия».
Капитан Шредер зло выругался. Он сразу же сообразил, что «непроверенные сведения» попали в управление благодаря стараниям его нового заместителя, присланного в Новоселье прямо из Берлина, юного очкарика с выпуклым прыщавым лбом. Явно имея высоких покровителей, тот стремился за год-два сделать в контрразведке карьеру, на которую капитану Шредеру понадобился добрый десяток лет.
Но приказ есть приказ. Для его выполнения пришлось пустить в ход тайного агента из совсем других мест, временно выведенного из игры и работавшего в Новоселье на лесопилке. Этого субъекта по имени, а может быть и по присвоенной ему гитлеровцами кличке, Федор, — фамилии его история не сохранила ни в документах, ни в памяти участников описываемых событий — капитан Шредер приберегал для особо важных дел.
План засылки Федора к партизанам, действовавшим в ближних лесах, разработал капитан лично. Для обеспечения успеха операции хитроумно пожертвовали одним из полицейских начальников, изрядно досадившим населению Новоселья своим непомерным лихоимством и жестокостью. Он был убит, как оповещали расклеенные по поселку листки, «неизвестным бандитом», за поимку которого те же листки сулили крупную сумму в германских оккупационных марках.
Как и рассчитывал Шредер, план удался, и Федор был принят в партизанском отряде чуть ли не как герой. Однако через некоторое время там заподозрили неладное. То ли к партизанам просочились слухи о прежних тайных связях Федора с оккупантами, то ли он в чем-либо дал маху и саморазоблачился. Словом, пришлось ему спасаться бегством. И вот Федор предстал перед Шредером.
— Ну? — нетерпеливо поторопил капитан, в виде особой чести усадив агента в кожаное кресло возле своего стола.
— Чтобы точно — трудно сказать. Но кой-кто считает — и в самом деле немец.
Шредер поморщился. Этот вариант устраивал его меньше всего. Теперь покоя не будет от начальства, пока он не добудет комиссара живым или мертвым.
— Почему считает?
— Как сказать… Считают — и все. На лице ведь у него не написано.
— А какой он есть на вид?
— Ну какой?.. Сухопарый, жилистый.
— А по-русски как говорит?
— Ну как говорит…
— Без акцент?
— Хорошо говорит.
— А как есть его фамилия?
— Фрезин вроде.
— Слава тебе, о боже! — Шредер облегченно рассмеялся. — Ты есть дурачок, Теодор. Прошу меня извинить за применение грубого слова. Окончание «ин» есть весьма характерно именно для русских, а не для германских фамилий. По своему самому широкому распространению на первом месте в России есть фамилии с окончанием «ов» — Иванов, Петров, Сидоров, Смирнов. Около пятьдесят процентов всего наличного населения. А на втором месте есть окончание «ин» — Басин, Марьин, Ильин. Даже… — он настораживающе поднял палец, — даже Шталин… А ты, Теодор, заявляешь — немец!
Федор неловко заерзал на стуле.
— Ну, не знаю… Так говорят…
— Мало что говорят. Есть ведь такая русская поговорка: говорят, что кур подвергают доению. Необходимо анализировать… Как, например, есть его имя и отечество?
— Иван Иванович. Это уж точно!
Шредер окончательно развеселился:
— Нет, ты не есть дурачок, Теодор. Ты есть совершенно лишенный всяких способностей к анализированию человек. Ну где ты встречался с таким германцем — Иван Иванович по имени и отечеству? Это же есть чистейшее русское имя, отечество, фамилия: Иван Иванович Фрезин… Хорошо, Теодор, ты можешь идти.
— А куда? — сразу забеспокоился Федор.
В самом деле — куда? Капитан Шредер ненадолго задумался. Обратно на лесопилку хода ему нет — у лесной братии длинные руки. А Теодор, хоть он уже и разоблачен и как секретный агент никакой ценности больше не представляет, может еще сослужить свою последнюю службу. Хотя бы как тот полицейский…
— Тебя возьмут на должность в ортскомендатуру — я отдам распоряжение.
Тот счастливо разулыбался.
— Будешь там производить всякие хозяйственные поручения.
— Премного вам благодарен, господин капитан!
— Да, да…
Он протянул Федору руку для пожатия и отпустил. Потом вызвал к себе заместителя:
— Данные насчет комиссара-немца не подтвердились, — капитан Шредер смотрел покрасневшему очкарику прямо в глаза. — Готовьте ответ на шифровку управления.
— Слушаюсь, герр капитан!
Заместитель повернулся по-уставному и вышел. А капитан смотрел ему вслед и ехидно улыбался, покачивая головой. Нет, приятель, карьеры в контрразведке тебе не сделать!
Очкарик официально ничего не знал о шифровке — она пришла на имя начальника. И не догадался, хотя бы для виду, спросить, о какой именно шифровке идет речь…
Вскоре капитан Шредер среди множества всяких забот позабыл об этой истории и о Федоре-Теодоре, которого определил в комендатуру. Не очень-то его затронул и обеспокоенный звонок коменданта, последовавший недели через две-три. Оказывается, Федор, отправленный за дровами на опушку ближнего леса, неожиданно исчез. А вскоре его труп со следами пулевых ранений был случайно обнаружен на лесной дороге.
Капитан Шредер отнесся к сообщению коменданта с разумным спокойствием. Что ж, война есть война! Ежедневно, ежечасно, ежеминутно гибнут люди, куда более достойные и нужные великой Германии, чем этот Теодор.