Начало операции было назначено на 18 мая 1942 года.
Т.е. наступай войска ЮЗН на Харьков – не наступай, а немцы предприняли бы попытку «срезания» советского плацдарма. И уже можно только гадать, что получилось бы, если бы в Барвенковском выступе наши силы только оборонялись.
Но несомненно другое: ловушка, «мешок», «котёл» готовились немецким командованием для барвенковской группировки Красной Армии заранее. Не было никаких импровизированных планов окружения и уничтожения наших войск на этом плацдарме, родившихся у немцев только потому, что наши войска начали наступать. Точнее, импровизация была. Но касалась она уже вопросов приведения в исполнение ранее составленного плана (об этом ниже).
Можно сказать, что весной 1942 года под Харьковом столкнулись советские и немецкие оперативно-стратегические замыслы. И кто возьмёт верх в этом столкновении, зависело не только от планов, но и от оперативного искусства германского и советского командования на данном участке фронта, т.е. от умения качественно претворять планы в жизнь.
* * *
Говоря о подготовке советского наступления под Харьковом, нельзя не отметить, что командование Юго-Западного направления, готовя наступательную операцию, проявило ставшее губительным небрежение в разведке сил противника.
Во-первых, оно просто-напросто пренебрегло данными командования ЮФ об усилении немецких войск в полосе обороны фронта (см. выше).
Во-вторых, именно в силу первого обстоятельства оно «проглядело» концентрацию двух танковых дивизий немцев (14-й и 16-й) против войск 9-й армии Южного фронта.
Причём, слово «проглядело» взято нами в кавычки не только потому, что его употребление в данном контексте является всё-таки переносным. Есть все основания говорить, что мы имеем дело не с «недоглядом», а с игнорированием уже имеющихся сведений. В самом деле, если обратиться к докладу от 22 марта 1942 года, то можно увидеть, что командование ЮЗН говорило не о двух, а даже о трёх танковых (13, 14 и 16-й) и трёх моторизованных дивизиях, которые тоже имели в своём составе танки, против Южного фронта ЮЗН. Общее количество танков на этом направлении против наших войск прогнозировалось либо 900, либо 2 250(!) [5; 420].
Заметим, что в прогнозе присутствуют и 14-я, и 16-я танковые дивизии немцев. Надо полагать, что подобную оценку С.К. Тимошенко и И.Х. Баграмян давали не «с потолка», а на основании каких-то разведданных. И пусть часть этих сил находилась на фронте против Ростова (т.н. Миус-фронте), но вот 14 тд уже после январско-февральских боёв стояла на южном берегу реки Самары, которая служила южной границей Барвенковского выступа, всего-то в двадцати с лишним километрах от самого Барвенково. Её, наверняка, видело и командование ЮФ, и командование ЮЗН уже в марте 1942 года. И вдруг про неё как-то «забыли» в мае. По поводу 14 тд К.В. Быков пишет:
«Беспечность советского командования и неэффективность советской разведки, которые, подготавливая майскую операцию, не учли или проморгали присутствие немецкой танковой дивизии в своём ближнем «подбрюшье», просто поразительны!» [5; 237].
Согласимся с утверждением о поразительной беспечности, но по отношению к 14 тд, думается, надо говорить именно об её «неучёте».
«Проморгать» же могли 16 тд, которая только с 24 апреля стала выводиться с Миус-фронта и была собрана довольно далеко от Барвенковского выступа – в районе Сталино [5; 253]. И только 14 мая оттуда поротно стала перебрасываться к Краматорску, где и сконцентрировалась 15-16 мая [5; 255].
В-третьих, командование ЮЗН ожидало увидеть непосредственно под Харьковом всего одну танковую дивизию. В реальности, их там оказалось две (3-я и 23-я) [5; 8-9, 11]. Тут надо учесть, что, как явствует из доклада № 00137/ОП от 22 марта 1942 года, командование ЮЗН считало, что число танков в немецкой танковой дивизии либо 250, либо 500 единиц [5; 8-9, 420]. И вот когда по наступающей северной советской группировке ударили две танковые дивизии, вместо ожидаемой одной, то нервы у командования ЮЗН должны были дрогнуть: как-никак удар наносили минимум 250, а то и 500 боевых машин, на которые, собственно говоря, «никто не рассчитывал».
Именно отсюда проистекли и лишение должной авиационной поддержки наступающей южной советской группировки (6-й армии Городнянского и группы Бобкина), т.к. почти вся авиация была переброшена «на север» для борьбы с «неожиданными» немецкими танками, и задержка с вводом в дело 21-го и 23-го танковых корпусов в полосе прорыва 6-й армии Городнянского, т.к. советское командование должно было, по крайней мере, подождать развития событий «на севере».