В общем, строго говоря, за «маяковскую эпопею» ответственность несёт и командование Юго-Западного направления.
Большие шансы атакующей Маяки группировки остановить наступление немцев на изюмском направлении. В этой точке зрения К.В. Быкова есть рациональное зерно. И дело тут не только в том, что армия, сил которой не хватает для создания обороны уставной плотности, а именно таковой являлась 9-я армия (см. выше), обречена на прорыв этой обороны при умелом подходе противника к данному вопросу. Дело ещё и в том, что, как верно в своих воспоминаниях отметил И.Х. Баграмян, «к началу перехода группы Клейста в наступление» силы, привлечённые к операции по овладению Маяками, «не успели перегруппироваться и занять место в оперативном построении армии для обороны» [2; 107]. Так, на левом фланге 9-й армии, в районе Маяков, 51-я стрелковая дивизия заканчивала смену 30-й кавалерийской дивизии и частей 333-й стрелковой дивизии. Один полк 333-й стрелковой дивизии (1116-й) после смены его 51-й стрелковой дивизией находился на марше и следовал в район Барвенково. Второй полк (1120-й) ещё не был сменён и занимал оборону на участке западнее Маяков. Тогда как третий полк дивизии (1118-й) уже располагался на рубеже Барвенково, Никополь, Петровка [9; 51]. От Маяков отводились 15-я и 121-я (резерв командарма-9) танковые бригады. Любой военный знает, как опасен удар противника по перегруппировывающимся войскам. В случае с 9-й армией устойчивость и без того непрочной обороны уменьшилась, можно сказать, в разы.
Если бы с утра 17 мая советская группировка, пытавшаяся взять Маяки, в составе 15, 121 тбр, 30 кд (5 кк), частей ряда пехотных дивизий и 12 тбр (резерв комфронта) нанесла удар по рвущейся на Долгенькую немецкой группировке, то эффект от этого удара, действительно, мог получиться значительным. Однако вот в чём штука: продолжать осаждать Маяки в ожидании неизвестно когда начнущегося немецкого наступления, «сжигая» в этой операции всё большее количество армейских и фронтовых резервов, всё-таки опрометчиво. Это сейчас нам, знающим свершившиеся события, легко об этом рассуждать. Тогда ситуация командованию Юго-Западного направления виделась в несколько ином свете: Маяки взять не удаётся, сил на это израсходовано много; вполне возможно, немцы скоро нанесут удар в полосе Южного фронта; следовательно, армейские и фронтовые резервы должны быть использованы для укрепления обороны, а не расходоваться в бесплодных штурмах. Другое дело, что отдан соответствующий приказ был слишком поздно. А если зрить в корень, то «Маяковская» операция вообще не должна была проводиться, её следовало прекратить сразу же после первых безуспешных попыток овладеть этим населённым пунктом.
Оборонительные позиции в полосе 9-й армии. Говоря коротко, нам не очень понятно, почему свидетельствам историописателя немецкого соединения мы должны доверять больше, чем мемуарам советского военачальника (И.Х. Баграмяна)? На том основании, что последний – лицо заинтересованное (в сваливании своих просчётов и ошибок на командующего 9-й армии)? Так и немцы – лица заинтересованные. Им куда как почётнее написать, что войска 16-й танковой дивизии «проламывали» совершенную, глубокоэшелонированную оборону русских, чем отметить, что немецкие танки и пехота быстро проскочили через «жиденькие» оборонительные рубежи.
Лично нас в описании, на которое ссылается К.В. Быков, настораживает вот какая деталь: Вольфганг Вертен, историк 16-й танковой дивизии, указывает, что немцы «проламывали» зимние русские позиции [5; 257]. Напомним, что попытки расширить Барвенковский плацдарм были прекращены только в первой декаде апреля 1942 года, и войска Южного фронта (в частности, 9-я армия) принимали в них самое активное участие. Т.е. вплотную заняться фортификационными работами войска 9-й армии раньше конца первой – начала второй декады апреля никак не могли. Недаром Р.Я. Малиновский только 6 апреля потребовал от своих командармов и командиров дивизий в директиве № 00177 создания «прочной обороны, развитой в глубину, с продуманной системой огня, ПТО, с максимальным развитием оборонительных сооружений и ПТ и ПП препятствий и широким приспособлением к обороне населённых пунктов» [5; 435-436].
Конечно, зимой советские части на отбитых у немцев территориях создавали оборонительные рубежи, использовали для своих целей и рубежи противника. Но во что должны были эти рубежи превратиться за период весеннего снеготаяния и распутицы? Характерное замечание находим в книге генерала С.П. Иванова «Штаб армейский, штаб фронтовой» (Семён Павлович в должности начальника штаба 38-й армии был непосредственным участником майских 42-го года событий под Харьковом):