«Увеличение сил Крымского фронта в настоящее время произведено не будет. Поэтому войскам Крымского фронта прочно закрепиться на занимаемых рубежах, совершенствуя их оборонительные сооружения в инженерном отношении и улучшая тактическое положение войск на отдельных участках, в частности путём захвата Кой-Асанского узла.
Ставка Верховного Главнокомандования
И. Сталин
Б. Шапошников»
[32; 193].
Конечно, поводом к появлению этой директивы послужило не только сообщение хорватского лётчика. Мы помним, что командование Крымфронта ещё 12 апреля в своём донесении информировало Ставку о готовящемся немцами контрударе. Правда, местом его проведения назывался центр и правое крыло войск фронта. Но, кстати сказать, и перебежчик не назвал точного места наступления, указывая лишь, что будет наноситься удар на Керчь (весьма общее указание; на Керчь можно наступать, атакуя и северный, и центральный, и южный участок расположения советских войск). Словом, информация хорвата подтвердила предположения командования Крымского фронта о возможном контрнаступлении немцев и послужила толчком к изданию директивы № 170357.
Нам эта связь представляется несомненной, хоть в тексте директивы ничего и не говорится о готовящемся противником ударе.
Видимо, именно последнее обстоятельство дало основание отдельным исследователям представлять появление указанного документа как нечто безмотивное, беспричинное, как следствие каких-то шараханий и метаний Ставки. Более того, именно непоследовательность Ставки, её верхоглядство, неучёт ей конкретной обстановки на Керченском полуострове объявляются некоторыми из этих исследователей главной причиной поражения Крымского фронта.
Скажем, кандидат исторических наук Б.И. Невзоров в статье «Май 1942-го: Ак-Монай, Еникале» пишет:
«В середине апреля Ставка согласилась с предложением Козлова «о переходе к прочной активной обороне на 10 дней», но уже через неделю отдала распоряжение «продолжать операции по очистке Крыма от противника». 30 апреля главком Будённый представил Сталину план освобождения Крыма и в этой связи просил усилить войска. 6 мая Сталин, сообщив ему о невозможности в настоящее время увеличить силы Крымского фронта, приказал прочно закрепиться на занимаемых рубежах и одновременно улучшить тактическое положение войск на отдельных участках. Для начала Сталин рекомендовал захватить кой-асановский узел врага.
Следовательно, фронту даже за один день до удара врага ставились задачи одновременно и обороняться, и наступать. В итоге командование фронта делало не то, что вытекало из обстановки, а то, что ему указывали сверху. Войска на занимаемых рубежах закрепились, но оборону согласно нормативным положениям действовавших тогда уставов подготовить не успели. Ведь вплоть до 6 мая их главной задачей оставалось наступление в целях освобождения Крыма. Все эти обстоятельства и объясняют причину неготовности фронта к ведению обороны» [27; 10].
Упрекает Ставку в непоследовательности и неучёте ситуации в Крыму И. Мощанский, который отмечает, что только 6 мая Сталин отдал приказ на переход войск фронта к обороне, «а ведь ещё 21 апреля Верховный Главнокомандующий ставил задачу на продолжение операций по очистке полуострова от противника. Во многом именно по этой причине требование Ставки ВГК об усилении обороны оказалось невыполненным» [25; 42].
Что можно сказать на подобные утверждения?
Прежде всего то, что причина отдать директиву на переход Крымского фронта к обороне именно 6 мая у Ставки была весомая. Имеем в виду сообщение лётчика-перебежчика.
Конечно, если говорить объективно, толку и от информации хорвата, и от директивы Ставки оказалось мало – предпринять что-то существенно улучающее готовность Крымского фронта к обороне его командование к 8 мая уже попросту не успевало. Как верно отмечает А. Исаев:
«Директива Ставки ВГК № 170357 командованию Крымского фронта на переход к обороне уже не дала времени на демонтаж ударной группировки в пользу усиления левого фланга 44-й армии» [11; 273].
К тому же в сообщении лётчика отсутствовало, как уже отмечалось, указание на место главного удара, а главное, на наш взгляд, прозвучала дата начала наступления, которая могла дезориентировать советское командование (10–15 мая, т.е. позже реальной даты на 2–7 дней). Кстати, забегая вперёд, скажем, что штаб Крымфронта действительно был данной датой дезориентирован (подробнее об этом ниже).