Но, тем не менее, совсем не упоминать о сообщении хорвата и представлять появление директивы № 170357 от 6 мая как следствие каких-то метаний Ставки ВГК – абсолютно неправомерно.
Никаких метаний на самом деле не было. Ставка, начиная с конца декабря 1941 года, неизменно ставила перед Крымским (Кавказским) фронтом задачу освобождения Крыма от немецко-фашистских войск. Безусловно, после неудачных попыток это сделать, т.е. после провалившихся наступлений, Ставка давала Крымфронту возможность передышки, в ходе которой тот мог восстановить свои силы. Вполне естественно, что при этом фронт должен был переходить к обороне: создавать эшелонированные оборонительные рубежи, выводить часть сил в резерв не только для их пополнения, но и для создания группировок, которые могли бы принять участие в отражении контрнаступления противника в случае его частичного успеха – прорыва передовой линии обороны. То, что всё это на Крымском фронте делалось далеко не в полной мере – не вина Ставки, а вина прежде всего самого командования Крымского фронта.
В этой связи приказ от 21 апреля, изложенный в директиве о создании Главнокомандования Северо-Кавказского направления, о продолжении активных действий в Крыму с целью изгнания с его территории немецких войск, не представляет собой что-то особенное. Хронология такова:
12 апреля – командование Крымфронта запросило разрешение на переход к обороне на 10-12 дней.
13 апреля – Ставка дала такое разрешение на 10 дней.
21 апреля – Ставка поставила задачу Главнокомандованию СКН продолжать операции по очистке Крымского полуострова от захватчиков. Б.И. Невзоров усматривает в этом показатель непоследовательности Ставки: мол, как же так? Десять дней обещали, а всего неделю дали, и опять – извольте наступать. Обратим внимание почтенного кандидата исторических наук, что постановка задачи вновь образуемому Главнокомандованию направления вовсе не означала приказа о переходе Крымского фронта в наступление. Это была задача именно Главнокомандованию направления. Более того, создание СКН, по сути, означало увеличение срока передышки фронта, т.к. теперь все оперативные вопросы и планы фронта должны были курироваться Главнокомандованием направления, а оно только с 21-го числа начало создаваться. Вспомним, что С.М. Будённый поставил задачу Крымфронту на активные действия только 26 апреля (нетрудно заметить, что 10-дневный срок уже превзойдён), только 30 апреля подал в Ставку доклад с планом наступления в Крыму (пусть Б.И. Невзоров подсчитает, сколько дней прошло с 13 по 30 апреля), а в этом докладе определял срок начала наступления 20-25 мая (как говорится, без комментариев). Так какие у кандидата исторических наук Б.И. Невзорова претензии к Ставке? Каким образом она мешала командованию Крымского фронта подготовиться к обороне? Какие противоречивые приказы она отдавала?
Что тогда мешало командованию Крымфронта, не наступая с 12 апреля, создать нормальную эшелонированную оборону к 8 мая? Надеемся, ответ ясен, читатель? Да само себе оно и мешало.
Много говорится о том, что не была перестроена ударная группировка. Что под этим надо понимать? Так, А. Исаев совершенно верно пишет, что не было произведено увеличение сил в полосе 44-й армии. Но это обстоятельство объясняется тем, что немцев «раскусили» слишком поздно (об этом ниже). Тут как-то обвинять командование фронта даже язык не поворачивается. Да, немцы перехитрили его, переиграли. Так ведь далеко не с дураками в той войне мы имели дело.
А В. Абрамов, И. Мощанский, Б. Невзоров и многие другие исследователи понимают под перестройкой ударной группировки несколько иное: Крымский фронт должен был отказаться от идеи наступления, зарыться в землю и ждать удара немцев.
Этим исследователям хочется возразить: для того чтобы иметь надёжную оборону, не надо отказываться от идеи наступления. Уже не раз говорилось, что в период подготовки наступления командование просто обязано позаботиться об оборонительных порядках своего фронта. У Крымского фронта было достаточно для этого и времени, и сил: за почти месяц после приостановки нашего наступления до начала наступления немцев три армии на нешироком Парпачском перешейке могли очень основательно зарыться в землю. Но сделано этого не было. И вот тут уже вся вина лежит на командовании фронта.
Кстати, сохранение группировки с сосредоточением 2/3 сил фронта на севере вовсе не мешало уделить должное внимание обороне, в том числе и на юге. Думаем, что не ошибёмся, если скажем, что наличие больших сил на северном крыле Крымского фронта было обусловлено не только тем, что там собирались сами вновь наносить удар, но и тем, что там же ждали и контрудар немцев. И именно на севере оборона была подготовлена лучше, о чём ещё будет разговор. Но при этом не надо было забывать и про участок 44-й армии (т.е. про южное крыло фронта). Но про него забыли. Второстепенный участок в ходе советского наступления мыслился второстепенным и в случае наступления германцев. Внимания ему было уделено преступно мало. То, что творилось на нём к 8 мая, нельзя назвать иными словами, как «полное военное безумие». Кого в этом мы должны обвинить? Сталина? Ставку? Генштаб? Василевского? Или всё-таки Козлова и его штаб? Мы останавливаемся на последнем варианте ответа, подозревая при этом, что многие ответят, что виноват был Мехлис. Но таким образом отвечающих мы отошлём к сказанному выше.