Наконец, неправ был Верховный и в отношении штурмовой авиации Крымфронта. Это можно с уверенностью утверждать, зная, что к 8 мая фронт располагал всего 11 штурмовиками Ил-2.
Обратим внимание и на ещё одну особенность ответа Сталина – в нём не видно сильного беспокойства ситуацией на Керченском полуострове. Т.е. Сталин и Ставка ВГК, так же как и командование Крымского фронта, не считали ситуацию критической, полагали, что её можно нормализовать (и основания так считать у них были).
Но надеждам советского командования не суждено было сбыться.
Утром 9 мая противник нанёс удар по нашим войскам, которые вынуждены были вступить в бой до полного сосредоточения. Действия наших войск были несогласованными. Ограниченность территории сковывала манёвры частей и соединений, способствовала их перемешиванию. Это приводило к ещё большей дезорганизации.
Первоначально немцы развивали удар силами 28-й лёгкой пехотной и 50-й пехотной дивизий в направлении совхоза Арма-Эли и кургана Кара-Оба. Севернее в северо-восточном направлении наступала 170-я пехотная дивизия [27; 6]. Уже в первой половине дня немецкое командование стало вводить в прорыв основные силы 22-й танковой дивизии [1; 22], [11; 277], [19; 264]. Как сообщает Манштейн, при занятии исходного положения для атаки она была атакована советскими танками, атаку которых отбила [19; 264]. Очевидно, немецкую танковую дивизию атаковал 126-й отдельный танковый батальон. В его составе к 9 мая оставалось 47 лёгких танков Т-26. Противостояние со значительно превосходящими силами немцев просто не могло закончиться для батальона успешно.
Под ударами немцев дрогнула и начала самовольный отход с позиций 404-я дивизия 44-й армии. Противник устремился на восток. Положение спасла 72-я кавалерийская дивизия, подошедшая в район прорыва. Спешенные конники, обороняясь в полосе 11 км на необорудованной в инженерном отношении местности, мужественно дрались с врагом, которому лишь к исходу дня удалось пробить бреши в обороне дивизии. Эти бреши удалось «залатать» с помощью 12-й и 143-й стрелковых бригад из резерва фронта. Враг был остановлен. Но к этому моменту глубина его прорыва достигла 30 км, а у 44-й армии уже не существовало сплошного фронта обороны [27; 6], [14; 5].
Ещё днём, захватив совхоз Арма-Эли, немецкое командование, в соответствии со своим замыслом, развернуло 22-ю танковую дивизию на север. Начав наступление, немцы наткнулись на войска 51-й армии, которые, вследствие запаздывания сосредоточения своей ударной группировки, так и не перешли в наступление. Однако в обороне части армии проявили упорство. В центре Ак-Монайского (Парпачского) перешейка, в районе курганов Кош-Оба и Сурюк-Оба развернулся ожесточённый бой. Противнику дорогой ценой доставался каждый метр завоёванной территории. Особенно отличились танкисты 56-й танковой бригады и 229-го отдельного танкового батальона. Без должной поддержки пехоты они отбивали атаки танков и пехоты противника на рубеже Мезарлык-Оба до полудня 10 мая, после чего под натиском превосходящих сил начали отход на север [1; 22-23], [25; 48]. Причём к моменту вступления в бой на указанном рубеже в обоих танковых формированиях оставалось всего 37 машин (26 (15 Т-26 и 11 Т-60) в 56 тбр и 11 КВ в 229 отб) [25; 48].
Начавшийся во второй половине дня 9 мая дождь ещё более усложнил немцам ведение наступательных действий. Но любопытно заметить, что Манштейн в своих воспоминаниях торможение немецкого продвижения на север только с этим дождём и связывает, ни словом не упоминая о схватке в центре Ак-Монайского перешейка [19; 264]. Удивляться не приходится – немцам, как обычно, судя по их мемуарам, мешало только «русское бездорожье», главные свои усилия они тратили на борьбу с ним (а зимой ещё и с зимой), а не русскими войсками.
9 мая в полосе 47-й армии противник активности не проявлял [25; 48].
Уже днём 9 мая начальник штаба Крымского фронта генерал П.П. Вечный обратился в Военный совет и лично к Л.З. Мехлису с предложением об отводе 47-й армии, а также армейских и фронтовых тылов из образовавшегося мешка [1; 23]. Заметим, что П.П. Вечный не предлагал начать отвод 51-й армии, видимо, не отказываясь от мысли проведения контрудара её силами. Но предложение начальника штаба не встретило поддержки ни у Д.Т. Козлова, ни у Л.З. Мехлиса, ни у других членов Военного совета. Приходится полагать, что командование фронта рассчитывало на эту армию как резерв в планируемом контрударе.