«Ввиду того, что Военный совет Крымфронта, в том числе Мехлис, Козлов, потеряли голову, до сего времени не могут связаться с армиями (выделено нами – И.Д.), несмотря на то, что штабы армий отстоят от Турецкого вала не более 20-25 км…» [32; 201].
Время передачи директивы – 23 ч. 50 мин. 11 мая, т.е., фактически, уже закончился день 11 мая, а по сведениям, которыми располагала Ставка, приказ на отход до армий даже ещё не доведён.
Все эти нюансы делают очень уязвимой схему событий на Крымфронте 10-11 мая, рисуемую рядом историков и ставшую чуть ли не официальной: 1) Козлов и Мехлис, получив приказ Ставки на отход рано утром 10 мая, вместо его выполнения начинают зачем-то совещаться; 2) совещаются они весь день и, видимо, ничего лучшего приказа Ставки не выдумав, передают его в армии; 3) Львов и Колганов зачем-то целые сутки медлят с его исполнением; 4) итог – потеряно два дня.
Но что же произошло в реальности? Чем вызваны задержки в исполнении приказа Ставки?
Известные факты и имеющиеся документы позволяют реконструировать события следующим образом.
Первоначально командование Крымского фронта всё же решило дождаться результатов контрудара 51-й армии, намеченного на 10 мая, а посему не довело приказ Ставки ни до командарма 51-й армии, ни до командарма 47-й. Конечно, никто не проводил многочасовых заседаний Военного совета при этом и не решал на них, что же нужно делать. Всё было решено довольно быстро.
Как явствует из переговоров со Ставкой, командование Крымфронта, не обладая всем объёмом информации о положении дел, считало, что у него будет достаточно времени для отвода своих армий на рубеж Турецкого вала. Ведь, по его расчётам, только за Ак-Монайские позиции 47-я армия должна была начать выходить в ночь на 11 мая, а одна из её дивизий только 11-го числа должна была занять оборону на Турецком валу. Наступление ударной группы 51-й армии либо переломило бы ситуацию на фронте, либо, по крайней мере, на какое-то время остановило немцев. В первом случае отвод армий и не понадобился бы (а победителей не судят), во втором – можно было успеть отвести армии за Турецкий вал. В конце концов, контрудар был Ставкой разрешён. Рассуждая, по всей вероятности, именно так, командование Крымского фронта глубоко заблуждалось.
С большой долей уверенности можно говорить, что связь с армиями на тот момент у штаба фронта ещё была, так как 77 гсд и 55 тбр участвовали в контрударе 51-й армии во второй половине дня 10 мая. Следовательно, до армий распоряжение об их передаче было доведено. Безусловно, это могло быть сделано до переговоров с Москвой, и то, что подавалось Ставке как планы, уже приводилось в исполнение. Но совершенно ясно и то, что решение о переброске частей и соединений из 47-й в 51-ю армию могло быть принято только по результатам боевого дня 9 мая. Естественно, что не раньше конца дня оно было доведено и до штабов армий. И связь на тот момент существовала. Весьма сомнительно, что она исчезла спустя пару-тройку часов и как раз после получения приказа Ставки. Исчезла напрочь, с обеими армиями сразу. Кстати, на момент переговоров с Москвой она, видимо, была. В противном случае Мехлис с Козловым, скорее всего, отметили бы в ходе переговоров её отсутствие. Это было в их интересах, но они ни словом об этом не обмолвились.
Итак, командование Крымского фронта решило «погодить» с выполнением приказа Ставки, и сделало это вполне сознательно, без всяких «метаний» на многочасовых совещаниях. Не было и никакого форс-мажора в виде отсутствия связи. Потому-то в своей директиве № 155452 от 4 июня 1942 года Ставка прямо указала на недисциплинированность Козлова и Мехлиса, нарушивших указание Ставки по отводу войск за Турецкий вал.
Во второй половине дня 10 мая дождь прекратился. После некоторого подсыхания почвы у немцев появилась возможность наступать, но и наши силы смогли нанести контрудар. 28-ю лёгкую пехотную и 22-ю танковую дивизии немцев в районе селения Огуз-Тобе атаковали части 77-й горнострелковой дивизии и 55-й танковой бригады. Разгорелся ожесточённый бой, в ходе которого Огуз-Тобе несколько раз переходил из рук в руки. Враг оставил здесь горы трупов и множество искорёженной техники, в том числе 20 подбитых танков [1; 24], [25; 53]. Но велики были и наши потери. В частности, 55 тбр из 46 танков (10 КВ, 20 Т-26, 16 Т-60 [25; 53], или, по другим данным, – 15 Т-60 и 1 Т-34 [11; 277]) потеряла 26. Большие потери бригада понесла ещё до вступления в бой, подвергшись массированному налёту авиации противника при выдвижении на исходные позиции [25; 53-54].