В 1 час 10 минут 15 мая Ставка уже напрямую отдаёт приказ командующему Крымским фронтом об обороне Керчи (директива № 170385):
«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя.
2. Перебросить к войскам, ведущим бой на западе, группу мужественных командиров с рациями с задачей взять войска в руки, организовать ударную группу с тем, чтобы ликвидировать прорвавшегося к Керчи противника и восстановить оборону по одному из керченских обводов. Если обстановка позволяет, необходимо там быть Вам лично.
3. Командуете фронтом Вы, а не Мехлис. Мехлис должен Вам помочь. Если не помогает – сообщите.
По поручению Ставки Верховного
Главнокомандования
А. Василевский»
[32; 205].
В отношении этой директивы И. Мощанский только и нашёлся заметить:
«Пожалуй, впервые Верховный высказал сомнение относительно пользы от пребывания армейского комиссара на Крымском фронте» [25; 58].
Создаётся такое впечатление, что, по мнению И. Мощанского, главным противником советских войск в Крыму были вовсе не немцы, а Л.З. Мехлис.
Мехлис же, думается, понял последний пункт из директивы Ставки вовсе не так, как его спустя почти семь десятков лет понял историк И. Мощанский. Понял он его дословно: фронтом командует Козлов, а его, Мехлиса, дело – Козлову помогать. Собственно, ничего нового в этих положениях для Льва Захаровича не было. Начиная с конца января 1942 года, он постоянно добивался того, чтобы Козлов командовал фронтом, но командовал как следует. Козлов же охотно «делился» частью своих полномочий с представителем Ставки. И вот теперь даже Ставка указывала Козлову, что именно на его, а не мехлисовых плечах лежит бремя командования фронтом. А поскольку помогать Козлову – Мехлис всегда помогал, то и после этой директивы Ставки Лев Захарович стал заниматься своим привычным делом – помощью Козлову.
Получив директиву Ставки, командование фронтом издаёт свой приказ, где, повторив основные положения директивы Верховного Главнокомандования, добавляет и свои пункты: требует от штабов армий, командиров соединений и частей «собирать и организовывать всё боеспособное, формировать сводные роты, батальоны, полки» [1; 33]. И всё это направлять на фронт. Предписывалось эвакуировать только тяжёлую артиллерию, гвардейские миномётные части и раненых [1; 33]. Кстати, последнее положение ясно показывает, что директива Ставки ВГК № 170385 от 15 мая 1942 года была понята командованием Крымского фронта именно в том смысле, что удержание Керчи производится с целью обеспечения эвакуации войск. Именно поэтому с полуострова предписывалось эвакуировать тяжёлые орудия и «катюши». Если бы оборона планировалась «на постоянной основе», а не временной, то зачем же было удалять на «большую землю» такие мощные огневые средства? Если же удержание Керчи рассматривалось как временное, то эвакуация тяжёлой артиллерии и гвардейских миномётов становится вполне понятной. В очередной раз некоторые современные историки продемонстрировали, что их упрёки в адрес советского военного командования различных уровней зачастую безосновательны, что оценка ими ряда документов и фактов того времени отличается от оценки непосредственных участников тех событий.
Над указанной директивой командования Крымского фронта работал и Л.З. Мехлис, ибо на ней сохранились его пометки и добавления [1; 33].
В соответствии с этой директивой, из одиночек и мелких групп военных, добравшихся к самому узкому месту Керченского пролива, стали формироваться отряды, которые под руководством тут же назначенных командиров и политработников отправлялись на передовую. Здесь стали действовать и пограничники, выполняя роль заградительных отрядов [1; 33].
15 мая 1942 года в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера появилась запись:
«Керченскую операцию можно считать законченной. Город и порт в наших руках» [7; 454].
Гальдер поторопился с подобным заявлением. Ни Керченская операция немцев ещё не была закончена, ни даже сама Керчь взята.
Вот как описал день 15 мая другой немец, находившийся непосредственно на месте событий (этим немцем был военный корреспондент немецкой литературной газеты):
«На машине мы миновали последнюю цепь холмов перед Керчью и достигли линии фронта. Но никто толком не знал, где она проходит. Вчера вечером наступающие войска уже были в городе, но к ночи они снова отступили. На улицах города настоящая преисподняя. Каждый дом русскими превращён в крепость. Мы повернули на юго-восток, пересекли возвышенность и увидели дома и лежащие перед ними сады. Но тут вступили в бой миномёты с городских холмов и взяли под свой огонь улицы. Мы повернули направо в поле, объехали сзади один танк, который стрелял по городу короткими огневыми сериями. Тут нас окликнули. Позади садовой каменной стены нам кричали. Подавали знаки. Какое счастье: здесь оказался немецкий пункт противовоздушной обороны… Что происходит в Керчи, никто не мог ответить. Только известно, что немцы были уже в городе, но снова оттуда вышли. Укреплённые высоты над городом ещё заняты русскими, которые с высот и из пещер стреляют из всех видов оружия. Канонерские лодки держат под огнём все подступы. Непрерывно грохочут вокруг нас взрывы. Осколки и пулемётные очереди сбивают цветущие ветви деревьев. В то время, как мы смотрели на русских, появившихся над нами на горе, во двор нетвёрдой походкой вошёл лейтенант Б. с перевязанной головой. Его загорелое лицо было бледно, губы почти обескровлены. Но он взял себя в руки и немногословно доложил: «Прямым попаданием снаряда во второе орудие унтер-офицер Н. и канонир М. убиты, ефрейтор Т. тяжело ранен»…» [1; 33-34].