- И правда, - послышался голос, который мне уже порядком опротивел, - хватит вам так уж дёргаться. Вы в надёжных руках!
Додзи подошёл слева. Я напряг руку, пытаясь разорвать ремни, схватившие и приковавшие моё запястье к подлокотнику. Кресло ходило ходуном. Будь у меня свободна правая рука, мне бы удалось как следует пооставлять вмятин на подлокотнике, а то и покорёжить его. Но правая была привязана ещё крепче.
- Разрешите представить вам, господин Мецгер, доктора Энгельхозена, мирового эксперта в области химии и тайн мироздания.
Базель притворно махнул свободной рукой, дескать «полно вам», и продолжил просматривать содержимое шприца.
Додзи наклонился ко мне.
- Бомбардировщик улетел. Быстро и стремительно, «куколка». А вот зачем ты и он сюда прилетели, зачем ты кодовое слово назвал и придумывал небылицы, мы скоро узнаем. Лекарство, дабы помочь тебе рассказать, у нас имеется. А вот что дальше будет – это от тебя и твоих рассказов зависит. Но, ха-ха, - и он похлопал меня по щеке своей жирной ладошкой, - вряд ли будет что хорошее!
С этими словами он повернулся, щёлкнул пальцами и направился к выходу. Громилы пошли с ним. Я был уверен, парочка на входе будет дежурить.
Нога, которую вязал Дятел… Есть возможность…
- Сыворотка очень проста в своём действии, - начал вещать Энгельхозен.
Игла приближалась.
- Она поможет развязать язык и распустить мысли…
Подлец о многом узнает. Сомневаюсь, что у меня хватит силы воли противостоять. Этот доктор – мастер по части лекарств.
- Дай только выпутаться, Базель! – прорычал я.
Энгельхозен захихикал со звуком расстроенной скрипки.
Не было смысла взывать к чему-либо, к ценностям, общему, да и разговаривать с ним я брезговал. Мы говорили на чистейшем кайзершпрехе, мы родились за могучими стенами, но если я отрёкся от жизни там, среди множеств штрассе, офицерских вечеров и «Шерелиночки» в моём гараже из-за несправедливости, то этот подлец просто бросил нашу родину, предварительно продав её вместе со своей душонкой. Хотя, может, и её нету у него уже давно. Жажду власти и богатства он ввёл себе через грязную иглу прямо в сердце, и эта химия заменила в нём всё человеческое.
И теперь игла приближалась ко мне. Яд из этого шприца заставит меня подставить друзей, как бы я не сопротивлялся отраве. Мои мышцы напряглись, налившись не только силой, но и злобой.
- Да перестань ты! Тише ты, порвётся что-нибудь в голове и…
Нога выпуталась из ремня. Что было возможности и силы я врезал старому злодею в пах. На крик у него не хватило воздуха, ибо он с шумом вдохнул его, пытаясь остудить боль. В следующую секунду он рухнул. Шприц укатился прочь.
Левой освободившейся ногой я ударил в подлокотник. Он затрещал. Колено пронзила тупая боль, но мне было всё равно. Я ударил ещё раз и ещё раз!
Если негодяй оклемается, он позовёт на помощь! Нужно было спешить!
Ещё удары. Колено немело. Однако не смущали меня синяки. Потом буду о них думать.
Скорее! Главное, подлокотник уже качается.
Дверь распахнулась. Громила в чёрном свитере влетел тут же в эту пыточную камеру. Ринулся ко мне.
Он готов был вмазать мне в лицо и лишить чувств.
Потому-то он не рассчитал, чем я орудую! Нога резко дёрнулась вперёд так, как однажды я в последний момент вдавил педаль рулей направления и ушёл немыслимыми «бочками» от таранного удара самолёта зумзацх. В этот же раз ботинок мой сам шёл на таран. Удар в пах громилы оказался таким сильным, что мне аж самому на мгновение поплохело.
И тут я выдернул подлокотник «с мясом». Не раздумывая ни секунды, я вбил его, всё ещё прижатый к моей руке, в лоб здоровяка. Этого хватило.
Сбросив ослабший подлокотник прочь с руки, я принялся отвязывать другую руку. У ног моих Энгельхозен постанывал от боли. Отвязав ремень правой руки, я занялся ногой своей.
И вот в моих руках грязный шприц. Сейчас я ему введу всё то, что он мне прочил. И он мигом мне всё расскажет.
Но тут вот меня и одолели сомнения. Во-первых, у меня нет времени слушать его бессвязные речи под наркотиком. Во-вторых, он может ничего и не знать в принципе об этих постылых шоколадках. В-третьих, мой удар, кажется, почти лишил его способности мыслить, он всё ещё чувствовал неутихающую боль.