И всего этого не было сделано.
Всё это наверняка было отложено. Следить за нами стало трудно.
Помогла банальная вещь.
Буря.
Юг, Пояс Местреля – вот там либерфольсс. А вот на Севере – Зверь. Там погода странно весьма ведёт себя с начала зимы, во времена оттепелей и до самой жары. Странно и непостоянно в своей странности. Пока в Поясе Местреля цветёт весна, северный регион лихорадит бурями. Видимость снижается почти до нуля, небесное пространство заволакивает мгла. Усиливается «дыхание Зверя», обычно в самом начале второго месяца весны, зеребритсса – то есть излучение Зверя может подобраться к крайней отметке. Становится опасным летать, особенно в районе Кляйстерхефа. Самолёты с мощной бронёй не раз возвращались в тот период потрёпанными не на шутку. Это явление свойственно центральному направлению «дыхания Зверя», то есть почему-то оно не затрагивает удивительным образом северо-запад, где Грухздум, и северо-восток, где Мерзкая Диагональ. Но Штайншильтигер в центре – потому все рейды моей 5-й Штурцкамффлюгцойг эскадрильи по возможности планировались с учётом этого феномена. И всё равно Зверя не проведёшь.
Именно непроглядные бури есть то, из-за чего у нас появился шанс оторваться от любого преследования. «Шторм Зверя». В шапке я указал слово «буря» вместо времени. Давняя авиатрадиция во время «Шторма» на севере. «Шторм Зверя» - сложное явление особенно сильно проявляется в эрвахссе и либерфольссе. Будто бы Зверь борется до последнего, дабы не впустить тепло в небеса здесь. Ни на что не похожее действо разворачивается от «мизинца» до Северного Запястья Ладони. Это можно описать, как «стремительно движущийся туман». Ветер и непогода швыряют в небесах не только снег, град и дождь, но и саму мглу. То белёсую, то серую. Кажется, когда летишь в это время на севере, сам воздух и сами небеса Зверь швыряет в тебя. При этом многие приборы, радары и даже механика ведут себя нормально. Даже связь межбортовая не сбивается в таком полетё сквозь «Шторм Зверя».
В бурю мы и ворвались…
Нас не смогут найти и преследовать даже авиакрейсеры. Но… и мы не найдём «Грач». Всё, на что мы можем рассчитывать, - это вызов по радио. В этом путешествии вслепую сквозь бурю мы можем не заметить даже летуны. По счастью, их немного. Один из них, весьма нас волнующий, уже по курсу. Штайншильтигер.
Но я смотрел не туда. Не в затуманенные очертания большого летуна вдали я всматривался. Блеск его зенитных орудий несравним с тем холодным мерцанием, на которое я силился не смотреть и не мог. Мерцанием Зверя во мгле.
Он словно спит. Огромное создание. То ли животное, то ли подобие человека. Металл, из которого он сделан, не просто врос в льды севера… Кажется, что эти льды Зверь и породил. Они вырастали из него. Гигантские руки. Пасть. Глаза, отражающие свет. Зверь больше Ладони Монарха вдвое. Когда смотришь на него долго, кажется, все краски теряются, а в ушах постепенно нарастает гул, переходящий в скрежет. Зверь поднимается…
Но моргнув, вновь видишь, что страж и осквернитель нашего мира недвижим. Он рухнул с небес тысячи лет назад. Он отравил воду, почву, воздух своим излучением. И он навсегда закован в лёд. Но что бы он ни хранил в себе, какие бы секреты не скрывал и как долго бы не покоился во льдах, легенды о его пробуждении не умирают. И подчас, когда я вот так смотрю на мерцание Ужаса Мира, даже меня пугают эти предания…
- Мы не найдём тут ни хера.
Я обернулся и увидел капитана, смотрящую в иллюминатор рядом со мной. Она пристально вглядывалась, словно взглядом пыталась прожечь мглу, разогнать странные облака и успокоить эту бурю.
- Не мы… не нас, - ответил я.
Минерва была явно не в духе. Она не привыкла проигрывать. Такие люди, как она, люди создавшие судьбу свою вопреки злу и отчаянью в душе, не любят даже мизерной неуверенности. Они не грустят и не плачут из-за этого. Они приходят в ярость.
- Мы идём курсом на авиабазу. Если «Шторм» замедлил самолёт с шоколадом, у нас есть все шансы перехватить его.
- А дальше? И куда мы его посадим?
- Так или иначе, - не стала отвечать капитан на мои вопросы, - они и мы направляемся в одну точку. На Штайншильтигер.