А тут еще, вдобавок ко всему, что-то просвистело мимо меня, оставив за собой туманную дымку, и взорвалось с громким шипящим звуком, выбросив облако пара. На мгновение я растерялся и не мог понять, что случилось. Затем вспомнил, что Земля подвергается непрерывной бомбардировке метеоритами и вряд ли была бы обитаемой, не сгорай они почти во всех случаях во внешних слоях атмосферы. Для меня это стало откровением, новым опытом того, какие опасности подстерегают пилотов на большой высоте. Когда я приближался к сорока тысячам футов, еще два метеорита пронеслись в непосредственной близости от моего самолета. Не сомневаюсь, что в самых верхних слоях атмосферы риск столкнуться с космическим телом более чем реален.
Альтиметр показывал сорок одну тысячу триста футов, когда я понял, что дальнейший подъем невозможен. Мой организм по-прежнему был способен переносить тяготы высоты, но машина достигла своего предела. В разреженном воздухе, не дававшем почти никакой опоры крыльям, самолет постоянно заносило, и он не слушался управления. Будь двигатель в лучшем состоянии, я, вероятно, смог бы подняться еще на тысячу футов, но два цилиндра не работали. Если я так и не достиг нужной высоты, то вряд ли мне удастся это в ближайшем будущем. А вдруг уже достиг? Моноплан планировал в верхних слоях атмосферы словно огромный ястреб. Я позволил ему опуститься до сорока тысяч футов и с помощью бинокля Мангейма стал внимательно осматривать окрестности. Небо было исключительно ясным. Никаких признаков неведомой опасности, тайну которой я надеялся разгадать, не наблюдалось.
Обозревая небесные просторы, я вел самолет небольшими кругами, пока вдруг не сообразил, что правильнее будет расширить зону поисков — ведь когда охотник в джунглях ищет дичь, ему необходимо как можно больше двигаться. Воздушные „джунгли“, существование которых я предполагал, должны были располагаться где-то над Уилтширом, то есть к юго-западу от меня. Земля лежала далеко внизу, накрытая плотным серебристым одеялом облаков, компас не работал, поэтому я определил направление по солнцу и четко ему следовал. Правда, горючего, по моим расчетам, осталось всего на час, но я мог израсходовать все до последней капли и вернуться на землю, планируя.
Внезапно вокруг меня стало происходить что-то непонятное. Воздух потерял свою кристальную чистоту. Теперь он был наполнен обрывками каких-то удлиненных субстанций, больше всего напоминавших дым от сигарет. Причудливые завитки и кольца медленно кружили, извиваясь в лучах солнца. Когда моноплан прошел сквозь них, я почувствовал на губах слабый маслянистый вкус, а на деревянных частях самолета появился жирный осадок. Даже разреженная атмосфера уплотнилась за счет квинтэссенции странной материи органического происхождения, скопления которой простирались на много акров, теряясь где-то вдали. Нет, это не было формой новой не известной мне жизни. А может, это то, что осталось от жизни? Может, это ошметки органической пищи каких-то неведомых гигантских существ, как планктон — для могущественного кита? Я все еще был поглощен размышлениями, когда, посмотрев вверх, увидел самое невероятное из того, что когда-либо приходилось видеть человеку. Трудно описать словами картину, представшую моему взору очевидца в этот четверг, но я попробую.
Вообразите надутую, как парус, морскую медузу, по форме напоминающую колокол, но только гигантского размера, пожалуй, даже большего, чем купол собора Святого Павла. Медузу бледно-розового цвета, с тонкими светло-зелеными прожилками. Ее огромное тело было настолько прозрачным, что она казалась неким волшебным контуром на фоне синего неба. Сказочное существо заметно пульсировало в еле уловимом постоянном ритме и медленно покачивало двумя длинными зелеными щупальцами. Это бесподобное создание бесшумно проплыло над моей головой, легкое и хрупкое, как мыльный пузырь, и с достоинством продолжило свой величавый путь.
Я немного изменил курс моноплана, чтобы полюбоваться феерическим зрелищем, и вдруг обнаружил, что оказался в гуще целой флотилии таких же существ самых разных размеров, хотя и не столь огромных, как первое. Некоторые из них были совсем маленькие, но остальные — в основном величиной с небольшой воздушный шар. Изящностью форм и нежностью окраски они напоминали тончайшее венецианское стекло. Среди оттенков их цвета преобладали бледно-розовые и зеленые тона, искрящиеся в солнечных лучах. Вокруг меня дрейфовало несколько сот таких созданий — волшебная эскадра удивительно изысканных существ, настолько гармоничных в небесных просторах, что трудно было представить что-либо подобное в земных условиях.
Вскоре мое внимание привлекли другие особи этого мира — длинные, тонкие, парообразные фантастические спирали и кольца, похожие на змей. Они летели, вертясь и извиваясь, с такой скоростью, что взгляд едва мог уследить за ними. Некоторые из этих призрачных существ достигали двадцати и даже тридцати футов в длину, но определить, каковы они в обхвате, мне не удалось, поскольку их словно размытые контуры, казалось, растворялись в окружающем воздухе. Воздушные змеи были светло-серого или дымчатого цвета с несколько более темными прожилками внутри, которые создавали впечатление определенной структуры их тел. Одна из змей пронеслась мимо моего лица, и я ощутил прикосновение чего-то холодного и липкого. Но опасности от них не исходило. Ну какой вред способны причинить мне эти практически бесплотные, как пена от разбившейся о берег волны, иллюзорные создания? Или те переливающиеся медузы, что предшествовали им? О таком я без улыбки не мог даже подумать.
Однако меня ждало куда более страшное зрелище. С большой высоты ко мне неслось что-то похожее на багровый сгусток пара, который сначала казался маленьким, но по мере приближения быстро увеличивался в размере и уже достиг нескольких сотен квадратных футов. Хотя тело этого существа было прозрачным и студенистым, оно имело вполне четкие очертания и более прочную структуру, чем все те эфемерные создания, какие я видел здесь до сих пор. Это определенно был физический организм, что также подтверждали две большие круглые темные пластинки по бокам, возможно, глаза, и твердый белый выступ между ними, изогнутый и хищный, как клюв стервятника.