Селина ходила взад и вперед по комнате.
«Ты опасна, — думал Удомо, — очень опасна, но ты опоздала, моя милая…»
Стоя к нему спиной, Селина спросила:
— Чего ты хочешь, Удомо?
Он улыбнулся. Поймет ли она? Способна ли понять? Он чуть заметно шевельнул плечами, словно стряхивая что-то неприятное.
— А как ты думаешь — чего я хочу? Разве я составил себе состояние, как ты или Эди? Скажи.
— Ты уничтожаешь наши обычаи, Удомо. Старые обычаи гибнут от твоей руки. Мы не сразу поняли это. Мы думали — он знает, что делает. Он наш. И я говорила: «Не трогайте его. Дайте ему время. Он покажет, кто хитрее — черные или белые, он их одурачит!» — Она повернулась к нему лицом. Лютая ненависть горела в ее глазах. — Но ты обманул меня. Обманул Селину!
Удомо налил себе еще виски. Почему бы раз и навсегда не покончить с этим? Почему не поставить точки над всеми «і»?
— Послушай, Селина. Я скажу тебе, чего я хочу. У нашей страны есть три врага, вернее, было три, одного мне удалось сделать союзником. Но допустим, что их три. Одного ты, конечно, знаешь. Может быть, ты знаешь и двух других? Не знаешь? Тогда я скажу тебе. Первый враг — это белые. Ты удивлена, не правда ли? Но погоди улыбаться. О белых еще пойдет речь. Как я уже сказал, у нашей страны три врага. Первый враг — белые. Второй — бедность, и третий враг — наше прошлое. Вот три наших врага.
Когда я вернулся, я видел только одного врага— белых. Но стоило мне одолеть его, как я увидел двух других и понял, что они гораздо сильнее, гораздо страшнее первого врага. Белые по сравнению с ними показались чуть ли не союзниками. Я и превратил их в союзников для борьбы с нищетой. Теперь они работают на нас, строят дома, дороги, заводы, чтобы те, кто придет нам на смену, были сыты и имели кров над головой. В стране появились школы, больницы. Наша молодежь потянулась к знаниям. Как ты думаешь, почему я трачу так много денег, посылая юношей и девушек за границу учиться? Я скажу тебе. Потому что мне нужна опора в борьбе против третьего, самого страшного врага — нашего прошлого. Ты знаешь, я отдавал дань ритуалам, культу предков, участвовал в церемониях и кровавых обрядах. Теперь в этом больше нет нужды. Теперь вокруг меня достаточно образованных молодых людей, свободных от предрассудков. При их поддержке я могу бросить вызов всему, что есть отвратительного и зловещего в нашем прошлом. Теперь у нас хватит сил победить. А ты, Селина, и ты, Эди, которого я когда-то любил, как брата, — вы олицетворяете это прошлое. Я сделаю все, чтобы смести вас с дороги! Потому что вы мешаете великому возрождению Африки. Пожалуйста, выступайте против меня на партийной конференции — посмотрим кто кого. Вы опоздали, друзья мои! Опоздали… — Он пожал плечами и улыбнулся.
— Теперь все ясно, — спокойно сказала Селина. — Наконец ты говоришь то, что думаешь.
— Да, — сказал Удомо. — Теперь все ясно. — Он повернулся к Эдибхою, — Так как же, Эди? Неужели ты за племенной строй? Ты — врач. Ты ведь проиграешь, если пойдешь против меня, и сам знаешь это. Ты человек завтрашнего дня, а не вчерашнего.
Но он знал, что эго не так. Эдибхой возвратился в прошлое — в мир изуверских обрядов и культа предков. Да он никогда и не покидал этого мира, как не покидала его губ притворная улыбка, превращавшая лицо в старинную маску с застывшей гримасой. Удомо вздохнул. От усталости у него кружилась голова.
— Все сказано, — сказала Селина. — Пошли!
Она остановилась перед Удомо. Глаза ее метали молнии. Она плюнула ему в лицо. Потом они ушли.
«Дешевая плата, — усмехнулся Удомо. — Дешевая плата». Он отер щеку. Очень дешевая плата за возможность осуществить великую мечту.
Он подошел к парадной двери и запер ее. Потушил свет в холле. Вернулся в гостиную и налил себе немного виски. «Б-рр, какая гадость!» Со стаканом в руке пошел к креслу. Сел и вытянул ноги. Какое блаженство— эти минуты полного покоя. Теперь и виски не нужно. Он отставил стакан. Итак, скрытая борьба окончена, — начинается последняя, решающая битва. Он выйдет из нее победителем. Они дали ему слишком много времени. Гигантская машина прогресса пущена в ход. Она будет работать, даже если его не станет. Они опоздали.
Да. За прогресс приходится платить дорогой ценой. Мхенди — вот цена, которую заплатил он. Мхенди! Страшная плата, страшнее не придумаешь.
И только горе, причиненное Лоис, было глупо и ненужно. Только оно. Лоис…
Он встал, потушил все лампы и пошел к себе в спальню. Раздевался при свете луны.
Сейчас она, наверное, там в горах, в домике, который называла своим родовым поместьем. Что там сейчас? Если ночь, то она, как и он, лежит под опущенным москитником…