Лейтенант куда-то глянул, отчеканил:
— На Королеву заказан пропуск. А на тебя нет. Королева свой еще не брала, — и захлопнул окошко.
Вот так так: оказывается, Шура не приходила.
Хорошо о нас подумает товарищ Иванов! Заявили — и сами в кусты. Трусость? Или рыльце в пушку? Как понимать иначе? Мне стало неприятно, я даже разозлился на Шуру. Если честная, так чего ей бояться. А виновна, так этим не поможешь, надо — везде найдут.
Прошло еще с полчаса. Я все время крутился у бюро пропусков. Обрывал и растирал между пальцами пахучие листочки молодых тополей. Шура не появлялась. Тогда я снова постучал в окошко. Там сидел уже другой лейтенант. Я начал снова.
— Товарищ Иванов назначил Королевой и мне прийти в пять часов…
Лейтенант поглядел куда-то. По-моему, туда же, куда глядел и первый. Сказал наставительно:
— Надо приходить вовремя. Давайте паспорта.
Вот те раз! «Паспорта»… Во множественном числе. Когда у меня всего один, и то при себе нету.
— Я, — говорю, — прямо с работы.
— Ладно. На Королеву выпишу. Тут так и заказано: «Королева — двое». Давайте паспорт Королевой.
— Она, — говорю я, — еще не пришла. Кто ее знает, когда придет. А товарищ Иванов назначил в пять.
Лейтенант подумал.
— Не знаю тогда, как с вами быть. Лично к товарищу Иванову?
— Он сказал: лично к нему.
Лейтенант еще подумал. Снял телефонную трубку. Прикрыл окошко, стал с кем-то разговаривать. Сперва очень тихо, стеснительно, слова ко мне совсем не доходили, а потом громко вскрикнул: «Ах, это та самая!» — конечно, о Шуре, и так, будто с ней случилось что-то страшное.
У меня сделалось горько во рту. Не пришла… «Ах, это та самая!..» Лейтенант закончил разговор: «Слушаюсь, сию минутку, товарищ полковник». Открыл окошко, спросил мою фамилию и сразу подал пропуск.
Я не заметил, как очутился около дежурного на лестнице. Он крутил, вертел красную бумажку.
— А паспорт?
Да будь ты проклят! Опять паспорт! Я чуть не заорал на него по-речному. Но он вчитался в бумажку: «без паспорта». Сказал:
— Проходи.
Тогда только я спросил:
— А что с Королевой?
Он пожал плечами:
— С какой Королевой? Не знаю.
В приемной меня не задержали. У полковника в кабинете сидел какой-то майор. Но Иванов прервал разговор с ним и подал мне руку.
— Садись. Барбин, кажется? Н-да, вот такое дело. Ну, ничего. В жизни все бывает. Ты сам виноват. Я говорил: побереги. Выходит, зря понадеялся.
— А что случилось-то? — У меня слова вязли на языке. Я и здоровался с полковником молча. В голове стучала страшная мысль: Шура отравилась. — Что с ней случилось, товарищ полковник?
Он поглядел на меня с недоумением. Я бы сказал, даже с недоброжелательностью. Во взгляде полковника было: «Да как же ты можешь не знать? Зачем ты тогда пришел сюда?» И я объяснил, где я был вчера и в субботу вечером. А сейчас — прямо с работы.
Полковник побарабанил пальцами по столу.
— Что случилось? В больнице лежит. В хирургическом корпусе.
— Как?
— Да так. Ничего: жизнь вне опасности. А в остальном врачи разберутся.
— Подколол, что ли, ее Шахворостов?
Я готов был сейчас вынуть из Ильи душу. Мелькнула в памяти утренняя встреча: когда он только успел? До чего докатился…
Полковник подумал немного. Обменялся взглядом с майором.
— Да нет, — сказал он, — не подкололи, а просто избили. И не Шахворостов. Это проверено.
— А кто?
Полковник развел руками:
— Выясняем. Но пока…
И он рассказал, что произошло.
Шура из дому вышла в четыре часа утра. В воскресенье. Как мы условились, чтобы успеть на моторку. Начинался рассвет. На улице было пусто. Домик у них, я уже говорил, в глухом переулке, на Каче. Только за угол Шура — ей навстречу двое парней. Похоже, пьяные. «Стой!» — на нее. Она в сторону. Догнали. Ударили. Шура крикнула. Тогда один сорвал косынку у нее с головы, заткнул ей рот, а потом оба стали бить. Били страшно и долго. Упадет Шура — поднимут. И снова бьют. Пока совершенно она не повяла. Нашли ее в бессознательном состоянии. Часа через два. «Скорая помощь» увезла в больницу.
Он говорил, а у меня внутри все переворачивалось, комом шло к горлу. Подлость какая! Из-за угла…
— Да как же не Шахворостов, товарищ полковник! — закричал я. — Точно! Его рук дело. Сдержал свое обещание. Расстрелять его!
Полковник даже не шевельнулся.
— Я тебя понимаю, Барбин. Но в этих делах ревность — плохой советчик. Проверяли. Шахворостов в это время был в Черноречинской. Доказано документами. Королева, пока не потеряла сознания, помнит: били молча. Прямого вывода не сделаешь: за что. Могло быть и простое хулиганство, пьяная злоба — не остановилась, не подчинилась «приказу».