Я боком ретировался подальше и попытался найти себе занятие — протереть стаканы, повынимать косточки из оливок или еще что-нибудь. На фоне сполохов света обозначилась фигура женщины, и я уже хотел ее обслужить, когда Дейв силовым приемом отодвинула меня назад, к дальнему концу стойки.
— Мой последний мужчина, — продолжала рыжая, — успел раздеться, пока я готовила кофе на кухне. Захожу я с кофейником и двумя кружками, а он уже ждет, красавец, а носки не снял. Ты представляешь?
— Ну а ты что? — спросила блондинка, словно слушала историю впервые.
— Я поставила кофе, посмотрела на его хозяйство и говорю: «Я не знала, что здесь так холодно, может быть, отопление включить?»
Блондинка засмеялась.
— Он поэтому в носках стоял?
— Он-то стоял, а у него — нет, доложу я тебе.
Новый взрыв веселья.
— А потом, потом… — рыжая поперхнулась пивом, — он посмотрел вниз, и его штука начала еще больше сьеживаться прямо у него на глазах! Представь себе две луковицы, надетые на зубочистку. И он… ему еще хватило наглости заявить, что размер не имеет значения!
— Кто ему такое сказал? — совой заухала блондинка.
«Другой мужчина», — подумал я про себя.
— Ты Симону знаешь? — спросила блондинка.
— Это та, что шестнадцать пудов? — хихикнула рыжая.
— Да, из них пятнадцать — жопа! — Блондинка зашлась от смеха. — Она мне как-то рассказала, поддав, что однажды склеила мужика, и они пытались сделать это в подворотне магазина.
— Да ну! Не верю!
— Нет, правда. Проблема только в том, что они оба были в хлам, и у них ничего не получалось. Она говорила — это как пытаться засунуть устрицу в прорезь почтового ящика!
— Еще «катящихся яиц».
Я сковырнул пробки с двух новых бутылок, рыжая бросила мне пятифунтовую банкноту и убойный взгляд, провоцируя меня посмотреть на нее в ответ. Я отвел глаза, отсчитал сдачу и, уставившись на собственные кроссовки, положил деньги перед ней на стойку.
— Чего я только не делала из-за мужчин, — жаловалась рыжая подруге. — Нервничала из-за лишнего веса. Каждое угро первым делом — на весы. Одна-две лишние унции могли вызвать у меня синдром токсического шока.
— Надеюсь, ты не забывала пописать перед взвешиванием?
— Пописать? Господи, да я ноги брила перед тем, как на весы встать.
В мою руку впился ноготь. Это была Дейв. Я не поверил ее ангельской улыбочке ни на секунду.
— У нас кончается водка. Сгоняй в другой бар, попроси у Эприл бутылку.
— Сама сгоняй.
— Я занята, ты здесь новенький, а Эприл не любит неподчинения.
Я бросил взгляд в опасную зону. Тельма и Луиза допивали пиво. Я потянулся за двумя новыми бутылками, как только рыжая щелкнула мне пальцами.
— Быстро меня не жди, — прошипел я, отвечая Дейв.
— В те времена я даже брила подмышки, — опять завелась рыжая.
Я отдал ей сдачу и начал протирать стойку влажной тряпкой. Когда бармену скучно, он часто так делает, чтобы заставить людей поднять бокалы. Почти все, прежде чем опустить бокал, отопьют из него. Некоторые допьют совсем. В итоге скорость поглощения напитка и выручка увеличиваются.
— Тебя что, вес волос под мышками беспокоил? — спросила блондинка, поднимая бутылку. — Это уж настоящая паранойя.
— Да нет же. Я брила там, потому что так хотели мужчины. Не спрашивай почему.
Я произнес «извините» как можно вежливее и поднял крышку барной стойки. Они даже не попытались отодвинуть стулья, и мне предстояло протиснуться через зазор сантиметров в десять.
— У мужчин причуды насчет волос на теле, — поведала рыжая. Я был так близко, что ощущал ее дыхание, благоухающее «катящимися яйцами». — Раньше я не на шутку беспокоилась…
Опустив крышку, я двинулся между ними.
— Например, что делать с лишними лобковыми волосами? — громко сказала она прямо мне в ухо.
— Выплевывать, — ответил я и, пригнувшись, побежал к двери.
— Я знаю, что у тебя новая работа в пабе, Ангел, — насупившись, пробурчала Фенелла. — Но я думала, что настоящее занятие длится дольше пяти минут.
Неужели только пять? Я успел выкурить три сигареты.
— Трогаться с места и парковаться — что может быть важнее.
— Мы могли хотя бы выехать с нашей улицы.
Всего два занятия, а она уже вошла во вкус, рвалась навстречу кольцевому движению, Т-образным перекресткам и разворотам в три приема. Тайком от Лизбет она купила экземпляр Правил уличного движения и украдкой рассматривала дорожные знаки, заранее мандражируя, что ее могут спросить о количестве полосок на столбиках перед железнодорожным переездом без шлагбаума.
— В выходные позанимаемся подольше, — пообещал я, запирая машину и отыскивая взглядом «Армстронга».
Фенелла проверила, нет ли у входа в дом номер девять Лизбет.
— Я сказала ей, что иду в библиотеку. Если спросит, скажи, что подвез меня, хорошо? Иначе она удивится, что я вернулась так быстро.
— Договорились. Но ты ведь знаешь, Фенелла, как я не люблю обманывать людей.
— Последний раз, ладно? — Она сжала мою руку.
— Последний раз, — вздохнул я.
— Спасибо. Извини, что я не смогла тебе ответить, кто такие ванильные лесбы.
— Забудем, — отмахнулся я. Откуда ей было знать.
— Я потом у Лизбет спрошу.
— Э-э… Не надо, — промямлил я.
Фенелла перебежала дорогу и нырнула в дверь, как крыса в водосточную трубу. В доме тут же зазвонил наш общий телефон. Конечно, звонок был по мою душу.
Фенелла, держа трубку в вытянутой руке, пробормотала что-то похожее на «мистер Бузотер». Читать по губам я еще не научился. С другой стороны, это определение могло подойти ко многим из моих друзей. Я взял у нее трубку, и Фенелла подчеркнуто громко, чтобы услышала Лизбет наверху, сказала: «Спасибо, что подвез, Ангел!» Поднявшись наверх, она повторила фразу еще раз.
— Ну, Ангел, — сказал я, ожидая услышать голос Зайчика, Данкана-Стакантана или еще какого-нибудь обалдуя.
— Это Берт Басотти, — раздался голос и за ним — эхо. Он говорил по офисному телефону с усилителем. Такая модель позволяет вместо трубки держать в руках что-нибудь еще.
— Привет, Берт, ты как из пещеры говоришь. Чем могу помочь?
Меня больше волновало, где он взял мой номер. Очевидно, у Тигры. Ну да ничего, если ты не коп, то определить адрес по номеру телефона не так просто. Можно, конечно, но придется потрудиться.
— Меня интересует, есть ли у тебя какие-нибудь успехи. — Голос Басотти по-прежнему звучал так, словно он прыгал с парашютом в Большом каньоне. Объяснение было одно: нас слушал кто-то третий.
— Кое-какие наводки имеются, Берт. Особенно одна хороша — я завтра вечером ее проверю.
Если он думает, что я ему выложу про вечера караоке для геев, пусть подумает еще.
— Кажется, мы подчеркивали, что это дело довольно срочное. Не так ли, Рой?
— Конечно, мистер Басотти, — послушно отозвался я, отметив про себя «Роя» и «мы».
— Так ты сможешь что-нибудь разведать? Скажем, к пятнице?
— Именно к пятнице и собирался, — соврал я. — Сделаю все, что в моих силах. Надеюсь, премиальные пока не отменили?
Далеко-далеко послышался смех, но даже на таком расстоянии было ясно, что смех — недобрый.
— Да-а, премия. Не отменили.
— В таком случае я сделаю все, что смогу, мистер Басотти.
— Сделай, Рой, сделай.
Побывать на лазерном караоке для геев мужского пола в четверг вечером мне не довелось, потому что неожиданно улыбнулась удача.
Я пришел на работу и получил выволочку от Эприл за неучтивое обращение с фраерами — пардон, с клиентами, — прежде чем мне было позволено сходить наверх за белой рубашкой и бабочкой.
Смена Сэм и Дейв начиналась позже, и мне поручили подготовить бар к открытию вместе с долговязым юнцом Кейтом и Джо, ирландцем с бешеными глазами, который молча сидел на перевернутом ящике и по очереди тянул из самокрутки с травой и бутылки «Спешиал Брю».[35]