Фрэнка усадили между двумя очаровательными молодыми женщинами. Они как будто сошли с одного конвейера. Маленький аккуратный носик, пухлые губки, невероятно гладкая кожа, которая выглядела как неживая маска. Вблизи это производило удручающее впечатление. Он подумал, что Ирэн к счастью и вблизи, и издалека выглядит одинаково прекрасной.
Блейтон, сидевший по левую руку, изо всех сил стараясь придать себе благодушный вид.
— Должен признаться, что восхищен вашей работой, Эдвард, — пробормотал он с фальшивой доброжелательностью. — Вы используете такие революционные идеи, что я по-хорошему завидую вам. Но мы тоже постараемся к следующему ралли представить кое-что, — пообещал он самодовольно. — Не думайте, что мы стоим на месте.
— Да, Эдвард, — подал голос Райзен. — Вы — талантливый конструктор. Этого не отнять. Если бы вы были ещё и хорошим бизнесменом… Но, увы, пока у вас это получается плохо. Вы умеете мыслить, как инженер, но не как бизнесмен. Это ваш большой недостаток.
— Мистер Райзен, и в чем я плохо веду дела? Наш завод имеет хорошую прибыль.
— Эдвард, вы рисковали жизнью ради того, чтобы выбросить вашу награду на ветер, — холодно объяснил Райзен. — Вы вообще много денег тратите зря.
Фрэнк понял, в чем его обвиняет Райзен, и разозлился.
— Что вы имеете в виду? — спросил он, посмотрев пристально в глаза Райзена, показывая, что принимает вызов.
Райзен мысленно усмехнулся, подумав, как легко мальчишка попался в расставленную ловушку.
— Вы передали чек, подписанный мною, в дом для детей-инвалидов, — объяснил он, сузив злобно глаза. — Это верх цинизма. Вы прекрасно знаете, как я к этому отношусь. Вы специально это сделали, чтобы задеть меня? — враждебно поинтересовался он.
— У меня в мыслях не было оскорблять вас, мистер Райзен, — ответил Фрэнк, стараясь держать себя в руках. — Я считаю, что эти дети живут хуже зверей, в жутких, кошмарных условиях. И если я хотя бы немного помогу, в этом не будет ничего плохого. Я надеюсь, банк Джордана обналичит этот чек? — поинтересовался он, делая вид, что обеспокоен.
— Разумеется, — пробурчал густым басом Барт Джордан, дородный мужчина с широким, квадратным лицом, которое ещё сильнее увеличивали вширь пышные усы. — Но вам придётся заплатить большой налог за это.
— Эти дети получают то, что они заслужили, — отчеканил Райзен. — Они приносят очень мало пользы обществу. И никто не обязан давать им больше, чем они могут вернуть.
— Может быть тогда лучше подвергнуть эвтаназии, как недочеловека? — предложил Фрэнк саркастически. — И вообще сразу отсеивать тех, кто не способен дать обществу столько же, сколько здоровые и сильные люди? Это позволит нации освободиться от «дурной крови» и сэкономить много средств, которые можно будет вложить в здоровых и сильных, — добавил он с издёвкой, заметив, как Райзен от злости начал покрываться красными пятнами.
— Эдвард, зачем же доводить до абсурда? — вмешался Блейтон. — Мы все против фашистских методов. Но зачем вы тратите так много денег на благотворительность? Эта помощь производится за счёт инвестиций, которые приводят к падению общего уровня благосостояния тех, кто умеет работать. Разве вы не понимаете, что ваш талант используют паразиты, которые считают, что имеют право существовать за ваш счёт?
— Я не считаю так, мистер Блейтон, — возразил спокойно Фрэнк. — Социальная помощь лишь выравнивает первоначальное неравенство. Чтобы любой человек мог принести пользу общему делу. Кто-то может тратить деньги на покупку бриллиантов, кто-то — на помощь инвалидам. Уверяю вас, это никак не ухудшает благосостояние рабочих нашего завода.
— Я думаю, Эдвард, вы занимаетесь благотворительностью по той причине, что ощущаете себя виновным в том, что вы богаты, — вступил в дискуссию Хаммерсмит. — Либеральное общество признает право наёмных работников получать зарплату, но отказывает в праве бизнесменам извлекать прибыль. Когда рабочие борются за повышение зарплаты, то общество рукоплещет им, — добавил он с презрением. — Когда бизнесмены стремятся увеличить прибыльность своего производства, то их осуждают за жадность.
— Мистер Хаммерсмит, общество может призывать к чему угодно, я делаю это по велению души. Потому что у меня есть сострадание. Адам Смит, доказавший, что страсть к наживе — важнейший двигатель экономики, говорил, что гуманность — одна из прекраснейших черт человека, и нельзя сводить жизнь людей к погоне за собственной выгодой.