14 июня 1925.
20 июля.
Многоуважаемый Михаил Леонидович.
В верхнем правом углу Вашей последней открытки я нашел, что с дачи Вы напишете подробней. – Жду оного.
Чтобы покончить с «Савкиной», не сообщите ли Вы мне номер, в котором она помещена, – тогда я начну приставать к конторе.
Я затеваю Сочинение об отъезжающей из города девице – ей приходят в голову разные штуки и прочее.
Когда поеду в Ленинград, выяснится в начале августа.
Как Вы нашли «Козу»? Ее заглавие, между прочим, изобретено в честь мадам Сейфуллиной, которую так хвалят.
Ваш Л. Добычин.
8 августа.
Многоуважаемый Михаил Леонидович.
Мое путешествие отложено на три-четыре недели: не выгорело с деньгами (в том числе и Савкинскими – я писал на Социалистическую, но сие было тщетно).
Если я скоро начну об отъезжающей девице (ее фамилия – Солоухина), то, может быть, к поездке оную подготовлю и прибуду с нею в Ленинград, как некоторый Флобер в Париж с «Мадамой». Это будет бестолковая вещь, но приятная, с конторщичком Ваней, пьяницей и Местной Интеллигенцией. В числе украшений – бутыли на окнах, с вишнями и сахарным песком, и, если вместится, – собрание верующих по церковным делам.
Ваня очень мил, а пьяница совершенно приличен и ни капельки не бесчинствует, так что все будет очень комильфо,[30] хотя, конечно, не так, как у Сейфуллиной: она недосягаема.
Это я потому позволяю себе все эти вольности, что Вы однажды предъявили мне анкету. Так это – на вопрос «что вы теперь пишете?»
Ваш Л. Добычин.
Существует ли издательство «Картонный Домик» и действует ли там мосье Кузьмин?
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Если не поздно, то вот исправления к «Козе» (Вы когда-то не отказали сделать в «Савкиной» исправление о звезде):
1. Вместо «перед запертой калиткой стоял Петька» – «у запертой калитки дожидался Петька».
2. Вместо «Водили к козлику? – спросила Дудкина» – «Водили к козлику? – интересовалась Дудкина».
3. В конце, где вожатый выпроваживает козла, вместо «Ихний? – спросила Зайцева» – «Ихний? – уставилась Зайцева».
Кроме того, Вы обещали написать С ДАЧИ.
Л. Добычин.
9 августа.
10 августа.
Многоуважаемый Михаил Леонидович.
Так как в середине августа Вы – в Ленинграде, то, если «Ленинград» еще существует, не велите ли Вы ему послать мне деньги. Очень прошу. Пожалуйста. И т. п.
Есть ли какие-нибудь виды на напечатание «Козы»?
Как бы устроить, чтобы на это письмо получить от Вас ответ?
Ваш Л. Добычин.
Брянск, Губпрофсовет.
Между прочим, в конце сентября – начале октября или немножко позже адрес (постоянный) будет не «Брянск», а «Ленинград».
31 августа.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Я буду в Ленинграде с 10 сентября – пять-шесть дней. Так как Вы мне не пишете, будете ли в это время в городе, я зайду на Николаевскую узнать. Если Вы не будете в отъезде, пожалуйста, оставьте для меня указания, когда Вас можно видеть, так как возможно, что я буду приходить всегда в Ваше отсутствие. У меня готово около половины отъезжающей девицы, и, может быть, к поездке удастся ее кончить.
Ваш Л. Добычин.
Если Вы ответите, то до 8 сентября я – в Брянске.
31 августа.
Дорогой Михаил Леонидович.
Я получил Ваше письмо (Ваше почтенное письмо) после того, как отправил свое.
Как хорошо бы, если бы удалось – книжку. Простите, но это совсем не то, что «Ленинград».
Когда я увижу Вас, я расскажу, как одно высокопоставленное лицо учило меня приобретению перспектив. Под перспективами оно подразумевало «не одно же плохое, есть хорошее».
Много благодарю Вас за весть о Сейфуллиной. Вы угадали: я ее очень люблю. В особенности – за перспективы. Конечно, – и за остальное.
В Ленинград я еду пробовать там остаться. Может быть, ничего и не выйдет. Если ничего не выйдет, то это будет ОЧЕНЬ ПЛОХО.
Какого это «Современника» альманахи хотят выходить в Москве?
Уж не того ли, в желтой обложке?
Я у Вас буду спрашивать, что такое – журнал «Россия».
Ваш Л. Добычин.
9 сентября.
Дорогой Михаил Леонидович.
Моя поездка опять отсрочена. Добрые Начальники задерживают меня до октября («пленум губкома и т. п.»). Так как деньги я получаю от Них, то и будет по-Ихнему.
Для Книжки я сделал вот что: приготовил все, что Вы от меня в разное время получали, и сочинил «Сорокину» (она уже не отъезжающая, ибо никуда не едет и не собирается).
«Сорокину», когда перепишу, пошлю Вам и попрошу прочесть, потому что сам я в ней ничего не могу понять и не знаю, может ли быть такой рассказ. Политики в нем ни на грош, есть латинские слова русскими буквами. Там все – про амуры (это потому, что я люблю Сейфуллину).
В октябре я смогу быть в Ленинграде две недели, потому что Добр. Нач. дают мне за отсрочку лишнюю неделю, и пущусь во все тяжкие на предмет окончательного внедрения себя в оный.
Тяжких (см. выше), между прочим, не предвидится вовсе.
Ваш Л. Добычин.
16 сентября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Пожалуйста, прочтите отъезжающую и напишите мне про нее: я сам не могу разобрать. Кажется, все украшения ничего себе, но всё вместе – что-то кондитерское, «куаффер[31] Владислас и Геннадий». Если да, то я ее упраздню, если же нет, то – пусть пускается куда следует.
Ваш Л. Добычин.
18 сентября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович.
По моим расчетам, сегодня Вам принесут отъезжающую. По опыту Вы знаете, что за ней последует поправка. И впрямь: вот она, на маленькой бумажке.
Я придумал лесбический рассказ «Растратчица». Он будет:
а) созвучен Нашей Эпохе,
б) понравится Кузьмину, этому гордецу (если Вы помните, что я Вам про него сообщал).
Этот рассказ будет полон политики, будет парить в ерыгинских сферах, но его пируэты будут цензурны.
Я читал прейскурант книжной лавки «Красной Нови»: там продаются ЧЕТЫРЕ (!!!!) Ваших книги – Господи, сколько же Вам лет, что Вы столько успели?
Убелены ли Вы сединами? Вы требовали от меня разных откровенностей (сколько лет и тому подобное), а я про Вас ничего не знаю.
Ваш Л. Добычин.
18 сентября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович.
«Сорокину», пожалуйста, выбросьте. Я окончательно увидел, что она – гадость, хуже, чем пресловутая «Нинон», какие бы ПОПРАВКИ к ней ни слать заказными письмами.
Ваш Л. Добычин.
26 сентября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович.
Вы мне больше не отвечаете.
Все-таки я постараюсь Вас видеть (я поеду 3 октября).
Л. Добычин.
2 октября.
Михаил Леонидович, они меня опять задержали – только сегодня сказали. Бросить их и ехать не могу (потому что нет денег). Отложили до 25-го, и так и придется сделать.
Ваш Л. Добычин.
25-го поеду во всяком случае, потому что деньги тогда будут в руках, и если будут дальнейшие истории, я уеду несмотря ни на что.
Сейчас получил Ваше письмо. Значит – пусть, по крайней мере, я приеду при Вас.
3 октября.
Многоуважаемый Михаил Леонидович. Я думаю, что это письмо Вас еще застанет, и посылаю на всякий случай, если уже пора, «Ерыгина» с «Сорокиной». Она подправлена, но все-таки какая-то мерзкая. Но если можно напечатать, то пусть идет, потому что печатаются штучки и похуже.
Вчера я очень рассердился на Добрых Начальников, но уже простил их, потому что это к лучшему – я Вас застану. Только жаль, что уходит время. Может быть, если удастся, я привезу с собой и покажу Вам начало длинного-предлинного и хорошего-прехорошего (как стыдно хвастаться – как Вы думаете?).