– Я решил уволить сейчас же двух главных виновников.
– Меня… и вас? – шутливо спросил архитектор.
– Оставьте, – сурово ответил Бобров. – Вы знаете, о ком я говорю. Палладия Ефимовича Мышь и Алафертова.
Архитектор неодобрительно покачал головой и заиграл на груди длинными тонкими пальцами.
– Вы – окончательно? Ведь дела-то не больно важные – видели наших ревизоров? Ерунда! А впрочем в ваших руках власть. Как хотите.
Договорились, наконец, на том, что Палладий Ефимович будет уволен без всякого шума и по возможности с ведома Ерофеева.
– Я думаю, что им хватит… Согласятся. А как же ваш этот?… Может быть, вы договорились бы с Алафертовым?
– Как договориться?
– Может быть, согласится. Шуму, поменьше шуму… Вы понимаете.
Галактион Анемподистович показал на свой несуществующий галстух. Бобров понял намек и покраснел.
– Это мое дело.
– Ну, а если так, то Алафертов – пара пустяков, как говорится. Удивительно теперь говорят, Юрий Степанович.
Галактион Анемподистович, которого ни серьезность вопросов, ни серьезность Боброва, выступавшего впервые в качестве его непосредственного начальника, не могли вывести из обычно шутливого настроения, поднялся, расставил руки и изобразил оратора:
– Не бузите, товарищи, а то вылетите колбаской. Я, право слово, скоро в молодежь запишусь. Вот говорят!..
Бобров улыбнулся.
– Откуда вы таких слов набрались?
– Э! Знаю, да не скажу. А все-таки вы попробуйте, договоритесь. Что вам стоит!
Бобров сделал попытку договориться. Вызвав Алафертова, он по-дружески предложил ему:
– Ты должен уйти. Подай заявление об отставке.
Алафертов опешил. После того, что он, как думалось ему, сделал для Боброва, он не мыслил возможности подобного предложения.
– Ты что это, Юрий? Почему так?
– Ты знаешь лучше меня. Пиши заявление или будешь под судом. Понимаешь?
Алафертов побледнел, сжал зубы.
– Неизвестно, кто будет под судом – ты или я. Ты пожалеешь об этом.
– Там посмотрим.
– Я жаловаться буду, – кричал он! – лес на складе испортился.
Комиссия задала Палладию Ефимовичу несколько вопросов и тоже нашла, что небрежность, проявленная им, не являлась преступной. Но все-таки председатель комиссии заявил:
– Суд разберет, кто прав, кто виноват, товарищ Мышь.
С поставкой кирпича дело оказалось еще менее сложным. Бобров, ни словом, конечно, не упоминая о дружеской беседе с Алафертовым, об авансе, о своем затруднительном положении, заявил, что был введен в заблуждение Алафертовым, рекомендовавшим несостоятельного подрядчика. Алафертов до такой степени тонко обставил дело, что никаких обличающих директора улик не осталось, – повторять же в комиссии сплетни о жемчугах и бриллиантах он не решился: да и к чему бы это привело?
– Мы не можем за каждого человека ручаться, что он не сбежит, – сказал в свое оправдание Алафертов.
Архитектор представил соображения о трудности заготовительной работы в условиях товарного кризиса на строительном рынке:
– На что угодно пойдешь – только бы достать. Не оставаться же без кирпича.
– А вы прежде знали этого подрядчика?
– Нет.
Знал его только Алафертов.
Юрий Степанович мог бы торжествовать победу. Казалось, что он благополучно выходит из этого тяжелого дела, чтобы дальше вести работу иначе, не делая ложных шагов и очевидных ошибок.
Ревизия закончилась благополучно: тяготевшие над самой постройкой обвинения были сняты. Город строится, работа развертывается, отдельные ошибки в общем масштабе незначительны и вполне исправимы, к тому же они оправданы объективными обстоятельствами: спешностью дела и недостатком материалов. Виновники ошибок и упущений уже устранены.
Но снято ли было обвинение с Юрия Степановича Боброва, формально оставшегося незапятнанным?
– Что такое ревизия? – Подготовились.
– А кто ревизовал? – Свои же люди. Много они понимают. Бухгалтер их как угодно проведет… Одна шайка!
Это именно обстоятельство и учел Алафертов.
Формально устраненный от дел, он только теперь получил возможность иметь на эти самые дела вполне реальное влияние. Почему он остался виноватым? Потому только, что в руках Боброва была власть и тот ловко сумел свою власть использовать. Если бы власть принадлежала Алафертову, виновным остался бы сам знаменитый строитель, – а почему Алафертову не может принадлежать власть? Достаточно, если кто-то более сильный, чем Бобров, и обладающий большим авторитетом встанет на сторону Алафертова.
А этого при желании и напряженной работе всегда можно добиться.