Строители первый раз за все время могли вблизи рассмотреть председателя и составить каждый свое мнение о его наружности.
– А кто это толстый такой? – говорили они.
– Председатель. Если по-старому рассуждать – в роде губернатора.
– Ишь ты ведь.
Председатель после долгого перерыва первый раз снова мог погрузиться в родную себе стихию. Ведь когда-то сам он был таким же строителем, таким же плотником, как и они. Он хорошо знал и помнил их быт, их привычки. Стараясь показать, что он тоже свой брат каждому из этих столяров, плотников, каменщиков и землекопов, он делал шутливые замечания, спрашивая о работе, употребляя полузабытые технические термины. Но из этого ничего не выходило. Рабочие отвечали в двух словах, с преувеличенной охотливостью, но тотчас же замолкали. За каких-нибудь восемь лет словно бы пропасть легла между ним и этими людьми – бывшими товарищами его по ремеслу, бывшими, может быть, сподвижниками по революции и товарищами по фронту. Он был человеком другого мира, высоким начальством.
У одной из построек работали знакомые нам слуховщинцы.
– А это у нас плотничий староста, – познакомил архитектор председателя с Михалком.
– Приехали посмотреть, – не стесняясь, начал разговор Михалок, не потерявшийся бы и в присутствии более важного начальства. – Но может быть такого рода картины вас не привлекут – все это низкая природа, – закончил он скороговоркой, показывая на работавших плотников.
– Эге, да ты товарищ видно поэт, – засмеялся председатель. – Я не вижу ничего низкого. Сам плотник.
Плотники с недоверием посмотрели на него. Лукьянов почувствовал, что должен доказать свое заявление на деле.
– Дайте-ка мне топор, – сказал он Михалку и сбросил пиджак.
Под недоверчивыми улыбками он взвесил на руке топор, приладился.
– Ну-ка, давай.
Топор неловко врезался в дерево.
– С непривычки, – оправдывался председатель. – Ну-ка еще попробую…
Следующий удар был уже мастерским, от дерева отлетела мягкая желтовато-розовая щепка.
– Сыроват лесок-то, – сказал председатель и по незабытой еще привычке поплевал на ладони, перекладывая топор с руки на руку.
– Что ж поделаешь – торопимся, – оправдался Михалок.
Бревно быстро было обтесано – председатель взялся за другое.
Плотники, с недоверием наблюдавшие за Лукьяновым, чтобы не отстать от председателя, тоже принялись за работу.
– Что еще делать? Распоряжайся, ты тут старший, – сказал председатель Михалку.
Работа закипела. Из-под топора летели мелкие щепки, с сухим треском отваливались толстые щепы, вырубались гнезда, выдалбливались пазы для шипов. Минут через пять Лукьянову казалось, что он никогда не занимался ничем, кроме плотничьего ремесла. Постепенно рабочие привыкли к нему, чуть-чуть посмеивались и перешли на фамильярный тон.
– Ну-ка, председатель, подсоби.
– Эй, председатель, выручай.
Товарищ Лукьянов раскраснелся, повеселел… Он бегал, забыв свою несколько неподходящую для плотника тучность, задыхался от непривычки, смеялся неловкости товарищей, своим собственным неудачам.
– А это у нас не так делалось, – иногда замечал он.
– Так вы откуда? Русский, небось. А у нас на Слуховщине по-другому… Учитесь по-нашему… Науки юношей питают, отраду старцам подают… Ну-ка, давай.
Председатель не отставал. Плотники, работавшие на соседних участках, потихоньку приходили смотреть – и уходили довольные.
– Вот это дело. Молодец.
А председатель, видя такое внимание, увлекался все больше и больше. Он вспотел, успел разорвать брюки, оказавшиеся очень неудобной одеждой, – и все работал и работал, увлекаясь, покрикивая на других, растирая болевшие от непривычки мускулы. Он не заметил, как на западе появилась розовая полоса, длинные тени побежали от срубов.
– Пора и шабашить, – сказал Михалок.
Только тут Лукьянов заметил, что работал часа два. Он бросил топор, надел сюртук, почистил брюки от вцепившихся в сукно щепок.
– Прощайте, товарищи.
– Всякого добра, – ответил Михалок и, лукаво улыбнувшись, добавил:
– Приходите когда еще. Даровому работнику всегда рады.
Когда председатель уехал, у строителей весь вечер только и разговоров было, как о нем.
– Вот тебе и губернатор.
– Свой брат…
Но в этих словах уже не было оттенка – «из грязи да в князи», а наоборот – оттенок дружественности и даже отчасти гордости.
Небольшой эпизод этот сыграл большую роль, чем все речи, увещания и митинги. Строители подтянулись, и работа пошла дальше без особенно крупных недоразумений.