Какой… странный свет. Он не похож на июньский, больше напоминает… свет зимнего утра.
Сара вылезла из кровати и пересекла комнату. Отдернув белую занавеску, она выглянула и прищурилась.
В кронах деревьев и над крышами домов Бэйлор-стрит висел плотный серый туман. Где-то далеко пророкотал гром, и Сара Форбс сказала:
— Брэд? Дорогой! Глянь-ка сюда!
Но ее муж не ответил, даже не пошевелился. Сара взглянула на него и на простыне, которой он укрылся, точно саваном, увидела копну темных волос.
— Брэд? — снова сказала она и несмело шагнула к кровати.
И вдруг вспомнила, что он говорил прошлой ночью, когда она, не вполне очнувшись от кошмара, села и увидела трескучую молнию.
— Мне холодно… Холодно…
Сара схватила за край простыни и потянула…
Роберт Р. Маккаммон
Чико
— Жизнь — дерьмо! — торжественно объявил Маркус Саломон после очередного изрядного глотка пива.
Он сделал последний глоток и с размаху стукнул глухо звякнувшей бутылкой об ободранный журнальный столик возле своего кресла. Этот звук вспугнул прятавшегося под приподнятым краем переполненной пепельницы таракана, и тот стремглав кинулся бежать в поисках более надежного укрытия.
— Ах ты, мать твою! — рявкнул Саломон, ибо таракан — блестящий, черный экземпляр в добрых два дюйма длиной — перепрыгнул на ручку его кресла и заскользил по ней, неистово перебирая лапками.
Саломон ахнул по таракану пивной бутылкой, но промахнулся. Тот промчался по креслу вниз, очутился на полу и пулей метнулся к одной из из спасительных трещин, которые во множестве тянулись вдоль плинтуса.
Маркус Саломон обладал необъятным выпирающим «пивным» брюхом и целой дюжиной подбородков, однако проворства ему было не занимать; во всяком случае, реакция у него оказалась быстрее, чем ожидал таракан. Выпрыгнув из своего кресла, Саломон грузно протопал по комнате и раздавил таракана ногой, прежде чем тот сумел протиснуться в щель.
— Вот ведь гнида! — заорал Саломон, весь кипя от ярости. — Ну, сволочь черная! — Он перенес на ногу всю тяжесть своего обрюзгшего тела, и раздавшийся звук «чвак!» превратил его свирепую гримасу в добрую довольную ухмылку. — Ну что, поимел я тебя, а? Капут тебе, падло! — Он растер таракана по полу, как окурок, и поднял ногу, чтобы полюбоваться плодами своих трудов.
Таракана разорвало почти пополам, брюшко вдавилось в половицы, а единственная оставшаяся лапка слабо подергивалась.
— Так-то вот тебе, паразит! — назидательно сказал Саломон. Но не успел он договорить, как еще один здоровый черный таракан, выскочив из щели под плинтусом, бодрой рысцой пронесся мимо своего погибшего собрата.
Саломон яростно взревел, так что рев этот сотряс тонкие стены их жилища и завибрировало грязное стекло в открытом окошке, выходящем на пожарную лестницу, и погнался за ним, тяжело бухая ногами об пол. Второй таракан оказался шустрее и хитрее первого — он попытался забраться под вытертый пегий коврик, лежавший за порогом гостиной, где начинался узкий коридор, ведущий в глубь квартиры. Однако Саломон был убийцей высокой квалификации.
Дважды он промахивался, но на третий раз оглушил таракана, и тот сбился с пути. Четвертый удар башмака об пол смял беднягу; а от пятого таракан лопнул. Саломон со всего размаху опустил на таракана все свои двести тридцать семь фунтов, старательно растирая его по доскам пола. В пол снизу застучали — вероятно, шваброй, — и женский голос прокричал: «Ну, вы там, психи ненормальные! Кончайте стучать! Весь дом развалите, будь он неладен!»
— Я сейчас тебе жопу развалю, морда козлиная! — заорал Саломон, адресуясь к миссис Кардинца, старой выдре, которая жила этажом ниже.
И немедленно возник тонкий, взвинченный до истерического визга голос мистера Кардинца, в котором звучало плохо скрываемое бешенство:
— Не смей так разговаривать с моей женой! Да я сейчас к тебе копов вызову, сволочь!
— Давай-давай, вызывай! — прокричал Саломон и притопнул еще разок. — Может, им захочется потолковать с твоим племянничком про то, кто же это в нашем доме толкает наркоту!? Давай, звони, говнюк!
Это несколько угомонило супругов Кардинца, а Саломон обеими ногами нарочито громко затопал по полу над самыми их головами. Половицы под его тяжестью пронзительно заскрипели.