ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ
Васильев зарыдал и проснулся от этих рыданий. Проснулся, и когда сообразил, что он не на площади имени Вождя, а в своей кровати, то обрадовался. Только напрасно он это делал. Потому что нависала над ним пахучей плотью Валентина из кулинарии. И из всей одежды была на этой Валентине одна кружевная наколка на голове.
– А вот, золотой ты мой, мы сейчас пивка. – сладко запела Валентина, протягивая Васильеву банку чешского пива. – Мы пивка глотнём и всё у нас пройдёт, как и не было.
Валентина щебетала и умилялась, как старая дева над коляской с чужим ребёнком.
– Как Вы тут? – прохрипел Васильев, но банку с пивом взял. – Кто Вы?
Ну, это Васильев лукавил, скажем откровенно. Потому что прекрасно он узнал вчерашнюю кулинарную работницу Валентину. А вот почему он к ней не признался – пусть это лежит на Васильевской совести мрачным чернильным пятном, или, того хуже, тяжким грузом.
– Где я? – продолжал хитрить Васильев и играть наивняка.
– Дома, котик! – просюсюкала Валентина. – В своей постельке. Не надо бояться, миленький – я тебя в обиду не дам.
– А Вы, собственно… – усомнился Васильев в правомочности присутствия этой случайной знакомой в своей квартире. – Да… собственно… как Вы тут оказались?
– Очень просто. – вздохнула Валентина и начала одеваться. – Иду с работы – смотрю у подъезда мужичок валяется. Вроде ничейный. Присмотрелась – это же утренний клиент! Не могла же я тебя на асфальте бросить, как окурок какой? Ключи у тебя в кармане были. Вот принесла. Уложила. Ох, и страстный же ты мужчина! – Валентина почмокала губами, изображая восхищение. – Раньше я думала такие только в кино бывают.
– Какая страсть! – возмутился Васильев – у меня даже обувь не снята… И носки тоже.
– Глупый! – ненатурально восхитилась Валентина. – Это дело не ногами делают. Можно носки и не снимать. Это дело вполне и в валенках можно.
Потом Валентина обулась и посерьёзнела:
– Сейчас, маленький, я на работу пойду. А завтра мы с тобой в ЗАГС двинем заявление подавать. Так что собирайся с духом. Я уже отгул взяла.
Васильев остолбенел. Но довольно быстро пришёл в себя:
– В какой это такой ЗАГС, интересно мне? Я что, предложение Вам делал? И ваще я женат. Причём, дважды.
Валентина только рассмеялась:
– Как же! Дождёшься от вас, кобелюк, предложения! Вас надо хватать за яйцы и в ЗАГС волочь, пока не опомнились. А что ты думал, донжуан хренов? Попользовался девушкой и в кусты? Нееет! Не на такую напал. А насчёт жён своих – не надо сказок. У меня в руках документ. Называется паспорт. Понял? А там нет ни одной отметочки о законном браке.
Валентина достала из сумочки Васильевский паспорт и торжествующе потрясла им.
Только зря это она делала. Потому что из стенки высунулась косматая лапа выхватила паспорт и снова исчезла в стене.
– Константин! – радостно ёкнуло у Васильева внутри.
А Валентина растерянно осматривалась вокруг себя. Ей казалось, что она уронила на пол такой важный для неё документ. Но паспорт, как будто испарился. Тогда Валентина так строго и беспощадно посмотрела на Васильева, что он понял – вот это и есть его последние минуты жизни на этой грешной земле.
– Где? – коротко и хрипло спросила Валентина. И подойдя к Васильеву поближе, добавила:
– Куда дел, фокусник херов? Я же тебя, стручок, вот этими руками задавлю, если не скажешь.
Васильев покрылся холодным потом, но Константина не выдал.
– Ты сообрази, падла. – продолжила Валентина. – Ты сообрази, что выхода у тебя нету. Я же с родителями живу. У нас в двухкомнатной квартире четыре семьи. Ты понял, женишок? Не понял? Счас поймёшь!
И Валентина размахнулась.
– Это всё! – промелькнуло в голове у Васильева. – Это пиздец!
Васильев закрыл глаза и стал ждать неминуемую плюху. Но вместо плюхи раздалось мелодичное:
– Уйди, сучка! А то глаза выцарапаю!
Рядом с Валентиной стояла на задних лапах чёрная пантера и замахивалась на невезучую невесту правой передней.
Валентина охнула, подхватила сумочку и выбежала, на ходу обещая написать куда следует.
– Закури, женишок. Очухайся. – кошка Милка протянула Васильеву пачку сигарет.
– Спасибо. – пробормотал Васильев. Сел на край кровати и вынул трясущимися руками сигарету.
Милка щёлкнула зажигалкой и дала Васильеву огоньку.
– Службу несём, рядовая Милашкина? – съехидничал Васильев, затянувшись. – А где же сержант Константинов?
– Тутока я. Где мне быть? – Константин вышел из стенки и уселся в кресло. – Мы это не по службе, а по дружбе так сказать. Ты же пирожные покупал.
– Заботился иногда. – добавила Милка.
Мы вот… – бормотал Константин. – И мебелишку, значит, вернули… и прочее имущество. Потому что по – человечески… А как же?
– Спасибо, братцы. – расчувствовался Васильев. – Сейчас сижу и думаю, что за всю жизнь ко мне никто и никогда по – человечески не относился. Все как – то…
И Васильеву снова захотелось заплакать. Но он сдержался.
– Ладно уж, Петрович, не горюй. – по – своему поняла Милка Васильевскую чувствительность. – Эту Валентину тоже понять можно. На раскладушке в кухне спит. Никакой половой жизни, не говоря уже о любви. Тут кто хочешь озвереет.
А Константин добавил:
– Ты это, Петрович, того… Там на кухне коньяк есть. Мишка вчера принёс. И закусить конкретно. Только ты не напивайся очень с утра. А то вечно…
Васильев подумал, сказал что очень не напьётся и пошёл в кухню. Там он дрожащей рукой налил рюмку коньяку, выпил, закусил колбаской с начал оживать: