- Пидорасы! - довольно громко говорит Киря, и я, спрыгивая с верхней койки, затыкаю ему рот.
- Ты чего орёшь, нарвёшься сейчас!
- Да пошли они на хуй! Я их не боюсь!
- А вдруг…
- Артём, ты глупый? - он смотрит на меня с удивлением. - Они уже сделали всё, что хотели. Этот сукин сын, он специально сделал так!
Киря говорит быстро и сбивчиво, но я понимаю, что он имеет в виду Евгения Александровича. В восьмом классе Киря встречался с девчонкой из параллельного. Он не был геем, так что было сразу ясно, что он просто приглянулся психологу.
- Знаешь, когда я был дома и делал что-то не так, - говорит друг, - ну, не слушался маму, просто совершал какие-то неправильные поступки, меня ужасно мучила совесть, - он смотрит на меня, будто пытается в моих глазах найти ответ на неизвестный вопрос. - А сейчас она молчит.
- Совесть?
- Да. Я не чувствую угрызений совести за то, что вчера дрочил мужику. За то, что позволил надеть на себя женские шмотки.
- Киря…
Меня поражает эта искренность. Да он всегда доверял мне, но то, что говорит сейчас - это звучит слишком уж сложно.
- Здесь вообще совесть не нужна. И ты постарайся забыть о ней, - он придвигается ближе, протягивает руку к моим волосам и убирает их за ухо. - Не нужно чувствовать себя дерьмом.
Согласен. Только вот слабо выполнимо. Чувствую я себя ужасно. Понимаю, что всё, что произошло - только начало. Что дальше будет - даже не представляю. За то, что не могу обратно вставить пробку, меня, наверно, изобьют.
***
Камеру открыли к завтраку.
Столовая находится в помещении рядом, туда уже выстроилась толпа. Народ просачивается сквозь маленькую дверь, все хотят есть. Мы с Кирей заходим одни из последних, берем подносы, становимся в очередь за едой. Работник столовой - мужчина. В белом фартуке, чепчике. Совсем непримечательный. Здесь женщин, видимо, вообще нет. Он ставит на подносы тарелки с овсянкой, сваренной на воде. Она серая, совсем не солёная, тянется как сопли. Дома мама варила отличную кашу. Здесь же готовить не умеют.
Мы с другом едим молча. Много кто общается за столом, нам же не до разговоров. Пьём чай. Опять тёплый, кипятка тут нет - чтобы мы не могли покалечить охрану или себя - одно из двух. Почему меня не кормили вчера, я так и не понял. Думал, просто клизму поставят, перед тем как…
Дверь столовой резко и шумно распахивается, и входит Константин.
- Блядь!
Сжимаю зубы, пригибаюсь к столу. Сутулюсь так, что спина готова переломиться. Надеюсь, он не увидит меня. Но оказывается, что меня трудно не заметить. Его взгляд почти сразу находит меня, Костя хочет улыбнуться, но видит, что я сижу, и хмурится. Какой же я дурак! Надо было запихать чертову игрушку обратно, как угодно, хоть жопу разорвать. Хорошо хоть ремень на мне.
Костя быстрым шагом идёт к нам. Кирилл берёт меня за руку.
- Я постараюсь придумать что-нибудь, - говорит он, и я понимаю, что нифига он не придумает. Просто пытается меня успокоить.
Костя рядом. Он стоит и выжидающе смотрит на меня. В глазах недовольство, на губах - ухмылка. Кажется, он недавно проснулся - на лице отпечаток подушки. Рукава рубашки закатаны до локтей. Костя складывает руки на груди, отчего его мышцы сжимаются. На ногах брюки и туфли. Он сегодня совсем другой, но даже не смею надеяться, что это – человек.
- За мной! - произносит он и, взяв конец ремня, дёргает.
Господи, помоги мне.
Быстро идёт к двери, я еле за ним успеваю. Кто-то смеётся позади, переговаривается. Что бы там не говорил Кирилл, мне жутко стыдно. Выходим из столовой.
На лестнице отбиваю себе все колени. Костя идёт слишком быстро, а я чуть не падаю. И когда мы заходим в коридор на втором этаже, где нет охраны, он останавливается. Разворачивается ко мне и тянет за поводок, наматывая конец себе на руку. Глаза его горят от злости, он готов меня убить.
- Мелкий гадёныш,- шипит он. Берет меня подмышки, поднимает и закидывает себе на плечо, как будто я и не вешу ни грамма. - Я научу тебя послушанию.
В спальне он скидывает меня на кровать. Я уже знаю, что сейчас будет. Но я не готов! Нет-нет-нет!
- Пожалуйста, не надо! - умоляю, но он расстёгивает брюки, скидывает туфли. Рубашка уже на полу. Он, сминая одежду ногами, подходит. Я отодвигаюсь к другому краю, но Костя хватает меня за ногу, тащит к себе. Пытаюсь отбиваться, но бесполезно. Он сильнее, я вообще никто. Жалею, что не ходил в секцию бокса, как советовал когда-то отец.
Костя одним движением разрывает комбинезон, это получается так легко, что становится еще страшнее. Как это будет? Больно, я уверен. С Максимом, наверно, было так же, а потом ему вкололи наркоту.
- А можно мне тоже наркотик? - шепчу. Чувствую, как из глаз катятся слёзы.
Костя усмехается, берет меня за ступни и подтягивает к себе, раздвигает ноги.
- То есть, трахать я должен буду бесчувственную куклу?
- А так ты кого будешь трахать?
Тварь, он не сжалится. Он изнасилует меня, что бы я ему не сказал. Нужно сделать так, чтобы охота меня поиметь у него пропала. Нужно лежать и не двигаться. Не орать, не реветь.
- А так я буду трахать тебя.
- Меня ты не будешь трахать никогда! - отвечаю и падаю на спину. Расслабляюсь и впервые позволяю себе грубость. - Делай, что хочешь, говна кусок!
Закрываю глаза, против воли сжимаю руками покрывало. Оно прохладное. Шёлк всегда прохладный. Надо попытаться сосредоточиться на этом приятном ощущении. Сейчас я буду скользить по кровати… Костя разводит ноги шире, приставляет член к дырке. Он уже возбужден. Так быстро… В следующее мгновение он сплёвывает на член и входит в меня. Мои глаза раскрываются сами, ловлю ртом воздух. Нет, не задыхаюсь - пытаюсь стерпеть боль. Пусть пробка была во мне несколько часов, Костин член доставляет, мягко говоря, охренительное неудобство. И нет скольжения по покрывалу. Только резкие Костины рывки тазом, приоткрытый рот и рваное дыхание. Его руки трясутся, я чувствую дрожащие пальцы на своих лодыжках. Вспоминаю слова Кири, но отключиться от происходящего не могу. Это стыдно, это, блядь, просто нелепо. Я лежу на спине, раздвинув ноги, и меня трахает мужик. Это что-то не то. Так быть не должно. Нет, я не педик. Я ошибся!
Снова закрываю глаза, Костя сразу орет, чтобы я открыл их. Продолжает движения, ускоряет их, чтобы мне было больнее. Сука.
Смотрю на него, не сфокусировавшись на лице. Просто смотрю куда-то ему в голову и двигаюсь только потому, что он толкается в меня. Лежу как мешок с костями. Пусть он уже скорее кончит! И Костя кончает, забрызгав мне лобок и живот. Я чувствую запах его спермы и своей крови. Он ложится рядом, недовольно вздыхает и поворачивает ко мне голову.
- Я так понял, ты решил выразить свой протест, - говорит тихо и злобно. Угрожает. Но я уже не чувствую того страха, что был еще десять минут назад.
- Мне похуй.
- Я могу сделать так, что похуй тебе не будет.
- Делай, что хочешь. Мне насрать на всё, что ты скажешь или сделаешь.
- Сейчас позову ребят, они тут с тобой развлекутся.
- Странно, что ты еще не сделал этого! - сажусь в кровати. Плевать на боль между ног, на то, что у меня стояк. Сжимал мой член, сука. Нахрена?
- Попридержи язык!
- Пошел ты на хуй! - вскакиваю с кровати. - Что ты мне сделаешь? Трахнешь еще раз? Засунешь в жопу свою игрушку? Отдашь на растерзание этим уёбищам? А, ну да, еще вырежешь на моей спине какую-нибудь фразу? Давай, хули?! Заебал угрожать, сделай уже что-нибудь!
Зачем я сказал всё это? Я злой. Я очень злой. И вновь накатывает волна страха. Чувствую, что зря я так. Костя не говорит ни слова, но я без проблем читаю все его эмоции. Он уничтожит меня и сделает это прямо сейчас.
- Марк! – вдруг орёт он и поднимается с кровати. - Марк!
Заходит охранник, внимательно смотрит на начальника.