К врачебному консилиуму я вернулся в тот момент, на котором я его оставил. Вернулся, чтобы узнать, что умными головами решено голову детскую, глупую и уникальную пока коловоротом и пилой Джигли не трогать. Из опасения и во избежание, а также до повторного приступа.
Видеть мамин наигранный восторг было для меня больно физически. Она сама недавно прошла долиной смертной тени, и дорога её была даже страшнее моей. Отпечатки этой тени всё ещё лежали у неё под глазами, делая их ещё более огромными. Мама сильно исхудала, и даже полтора месяца, проведённые ею дома после выписки, не слишком добавили ей здорового вида. Даже не прибегая к выращиванию нитей (я этого пока ощутимо побаивался), я чувствовал, что сам являюсь барьером на пути маминого выздоровления. Поэтому, расшарив лыбу, будто Чеширский Кот, я прямиком бросился в объятия родительницы, отчего вдруг мы оба почувствовали себя значительно легче.
Мёртвые суши. Павел Прасолов. 7-8 мая 1986 года. Саратов
После мучительной, раздирающей пищевод рвоты Пашке стало значительно легче. И как он только мог согласиться лакать эту дрянь? Бражка, которую он пил вчера вечером на хате у Перепела, на вкус оказалась одинаковой что на входе, что на выходе. Пашка (он же ПанЮта, он же - Круглый, он же - Золотая Рыбка) в свои шестнадцать без двух месяцев лет до вчерашнего дня алкоголя не пробовал ни в каком виде. Теперь, когда тренер Марат Ефимович вытурил его из секции бокса, воздерживаться, казалось, смысла уже не имело. Однако после кошмарного пробуждения и блевотного утра Пашка Прасолов начинал думать, что Кляшторный вообще-то прав насчёт спортивного режима. Жаль только, возвращение в лоно трезвости никак не поможет повернуть время вспять. Как ни крути, а двери в бокс перспективному спортсмену Прасолову закрыты навсегда. Марат, как известно, слова своего не меняет, тем более после такого скандала. Вообще-то тренер Кляшторный всякого своего ученика предупреждает сразу, что три жалобы из школы на плохую успеваемость или неудовлетворительное поведение в течение одной четверти сразу же ведут к автоматическому отчислению из боксёрской секции. Пашка набарагозил трижды за неделю, и мстительная класснуха Алевтина Петровна сразу же настучала Кляшторному: раз, и два, и три! Когда Марат указал Пашке на дверь, тот принялся упрашивать, клянчить и унижаться всякими разными способами. Не помогло, конечно: слово Марата Ефимовича - крепче стали. Тут бы развернуться дураку на пятках, да и валить исправлять ситуацию в школе, а потом, через месяц-другой, нести повинную голову обратно. В таких случаях Кляшторный прощал и даже поощрял особым вниманием на тренировках. Но вот беда: Пашка сам всё испортил окончательно своим дурацким вспыльчивым характером. Наговорил уважаемому человеку гадостей, пошвырял перчатки и гордо сгинул в спортивное никуда, напоследок чуть не сорвав дверь с петель. Дебил, одним словом! Теперь вот тусуйся с этими хорьками!
Хорьками были новые пашкины знакомые, друзья его школьного приятеля Перепела, в миру восьмиклассника Лёньки Рогова. Рогов получил птичье прозвище за появившуюся у него прошлой осенью дурацкую привычку оправдывать свою утреннюю раздражительность мнимым похмельем. Он так и говорил, перепил, мол. С ударением на первом слоге. Лёньку Паша знал с первого класса, и если мог вспыльчивый и тяжёлый на руку Прасолов мог кого-то считать своим самым близким человеком, то как раз Рогова. Лёнька был до невесомости лёгок на язык и чудовищно рассеян в любого рода делах, однако в дружбе довольно надёжен и совершенно необидчив. Родителей у Рогова не водилось по близким друг к другу причинам: отец мотал очередной срок за распространение дури, мать же в третий не то четвёртый раз лечилась в ЛТП (и причиной была та же самая дурь). Пацаном занималась бабушка, бухгалтер одного крупного предприятия и по совместительству пары мелких, но доходных кооперативов. Деньги у Рогова по бабушкиному попущению водились совершенно недетские, что сразу же делало Лёньку приманкой для всякого рода упырей криминального толка. Вот как раз такими упырями и были упомянутые хорьки. Их было трое, и все они были старше Пашки с Лёнькой. Верховодил у них бледный долговязый парень по кличке Фред, обладатель длинных засаленных волос и затёртых индийских джинсов. Фреда на самом деле звали Василием, но имя своё он отвергал с презрением. Особой силы характера за Фредом не наблюдалось, и Пашка не раз задумывался, за какие-такие умения или заслуги признают его лидерство двое других хорьков, людишек страшненьких и опасных. Было видно невооружённым глазом, как армия и тюрьма бегут к ним наперегонки. Первого звали Русланом, и был он невероятно сутулым гоблином с огромными граблями вместо рук. Глаза Руслана отчего-то навевали мысли о двух изготовившихся к атаке кобрах. Пашке рядом с этим типом всегда хотелось принять боевую стойку. За глаза гоблина обзывали Кэмелом, но сказать такое при нём не решался никто, кроме Фреда. Последнего хорька Панюта знал довольно давно - учился с ним в начальной школе. Витька Форш был в классе самым старший - поздно пошёл в школу из-за болезни. Раньше, пока его родители не переехали, это был невероятно рассудительный для своего возраста мальчишка, очень начитанный и, наверное, оттого помешанный на справедливости. Витёк вступался за обиженных чаще, чем тех обижали, но при том дрался мало и без энтузиазма, благо хватало слов и авторитета. Теперь, спустя много лет, обидная кличка Фарш наконец-то подошла носителю. Витёк сделался вызывающе жесток, опасно дерзок со взрослыми и налился какой-то дурной ранней силой, которая, казалось, разрывала его изнутри. Вот с этими-то живоглотами и приходилось общаться почти ежедневно аж с самого Нового года. И хрен бы дело пошло дальше "здрасти - до свидания", если бы не Перепел. Рогов подцепил этих паразитов, отмечая праздники в шумной компании у кого-то на хате. Естественно, хорьки сразу пронюхали, что выудить из бесхитростного Лёньки бабло - задача не из самых сложных. Пашка помаячил у них под носом, поясняя, что Перепел - не добыча, а человек со связями. Фарш, конечно, сразу Панюту вспомнил и посоветовал дружкам немного умерить аппетит, но Фреду Витёк был не указ. Пришлось немного отметелить Руслана, который по заданию своего лидера попытался пощупать Пашку за характер. Вняли и прислушались, даже сделали вид, будто рады принять боевого пацанчика в свои скользкие ряды. Так и тянулось всё. Глупый Перепел лучился и сиял от близости к настоящей блатной компании, хорьки помаленьку подаивали лошонка, а Панюта время от времени играл мускулами, одновременно отбиваясь от липких попыток втянуть его в дела сомнительного свойства. Вчера оказалось, что всё же втянули.