Кафедральный Собор Святой Живоначальной Троицы в Анадыре возведен на главной городской площади, прежде носившей имя Ленина. Эта площадь официально еще не переименована. Она значительно расширена, благодаря снесенному зданию бывшего окружкома КПСС, благоустроена, укрыта бетоном и цветной тротуарной плиткой, освещена многими уличными фонарями. Горожане уже называют эту площадь Храмовой.
Собор парит над снегами, подобно сказочным Кижам, парящим над голубой гладью воды, В пургу, золотом святящееся тело Храма кажется чудом, спустившейся на землю сказкой, кусочком редкого зимой на Севере солнца.
Мне подумалось, что Храм для того и нужен, чтобы излечить отравленные души не только анадырцев, но и всех северян.
Светло и счастливо у меня стало на душе, когда подумал, что в этот храм будет ходить моя дочь и мои внуки. Дети и внуки многих, многих других людей. Я был уверен, что бывшая моя супруга Ирина непременно привезет дочь в Анадырь, и сама займется ее воспитанием.
Ах, как хотелось, чтобы все люди на земле были счастливыми!
Было солнечно. Искрился белый, занесенный из глубин Арктики недавней пургой снег. Пахло холодными яблоками. Короткая оттепель, короткое затишье перед новой пургой. На фоне голубого неба, на солнце светящиеся золотые купола и впрямь казались чудом в мире снега и холода.
Я пересек площадь, вновь остановился, вновь зачарованно стал смотреть на Храм. Через площадь проносились машины, в основном иномарки, проходили люди. Некоторые останавливались, смотрели на Храм и крестились. Но таких было мало. Большинство суетно бежали по площади, не поднимая головы, точно за ними кто-то гнался или они догоняли кого-то.
Но они рано или поздно остановятся, подумал я, потому что живая сила Храма начнет воздействовать и на их души. Вот он, вовсе не загадочный плод духовных сил и свершений.
Я знал, что более не появлюсь на земле, где родился, на родине своей первой земной любви, земных страданий и земного, человеческого счастья. В нашем мире ничего не исчезает, ничего не происходит бесследно. Даже мысль вплетается в вечность, как нить в длинное полотно времени. Всё в мире живет и воздействует на окружающее.
Я перешел проезжую часть улицы, прошел мимо здания торгового центра, и направился вверх по улице.
Сквозь прострелы улиц был виден лиман, его огромное ледяное поле. Над ним клубился белый пар — это свирепая северная поземка. Она обтекала по льду участок суши, на которой был расположен город, и уносилась в бескрайние просторы Берингова моря.
37. На весёлом коне
— Ты чего скрылся, кусок дерьма! Я только вернулся из Москвы. Мы на коне. — кричал в трубку радостно Бугров.
— На похоронном коне?
— Нет, на коне победы и веселья. Я за нашу победу уже пропустил хорошего коньячка. Говорю коротко. Говорю коротко, время вещания нам Москва сократила в пять раз, разрешила произвести радикальное сокращение кадров. Долбанные нацмены будут выходить с восьмью минутами только раз в неделю. Новости будут гнать. И на русском гнать будут только новости. Всех неугодных теперь вышвырнем вон. Этих мудаков горлопанов. Бюджет компании оставили на прошлом уровне. Смекаешь. Людей повыгоняем, а деньги останутся те же. Себе и премии и зарплату подкрутим вверх. Пусть сволота работает, а мы покайфуем. Телевидение я отстоял. Нукитин помог. Так что дары наши ему, возымели свой успех. Возвращайся, хватит трусливо прятаться.
— Я не прячусь, — вдруг осмелев, возразил Честнухин. — Ты хорошо знаешь, продашь меня, то я со всеми потрохами продам и тебя. Мы повязаны. Помни это.
— Да ладно! Хватит гнать волну! Нужно провернуть еще что-то. Москва везде всё сокращает. Вот-вот в народе начнутся волнения. Как на Украине смели Кучму, как в Грузии смели Шеварднадзе, так сметут скоро Путина. Нам надо еще крутануться и хорошо обеспечить свое будущее. Возвращайся. Можно продать двухэтажное здание Дома радио. Представляешь сколько загребем, — Бугров хрипло, смело рассмеялся. — Вот это будет дело! Потом рванем в кусты.
После звонка Бугрова, Честнухин почувствовал себя окрыленным. Будто он скакал по зеленому лугу на веселом розовом коне. Лихо скакал, и со стороны на него влюблено смотрели красивые молодые женщины. И легкий запах азиатской пыли из под копыт дурманил, пьянил их.
Честнухин достал из комода сумку и стал собирать вещи. Случайно глянул в зеркало и увидел свое лицо. Нос вытянулся, появилась горбинка, и подбородок значительно стал больше. Кожа на лице была какой-то оспянистой. Он с отчаянием подумал «как у Ющенко репаной». Но возвышенное состояние возобладало над минутным отчаянием. «Будут деньги, всё вылечу, даже молодость куплю себе. Вечную молодость», — подумал он.